Американец
Шрифт:
— Валентин придерживается мнения, что женщины должны вступать в брак, а мужчины — нет, — сказала мадам де Сентре. — Не знаю, как у него сходятся концы с концами.
— Они сходятся на том, что я обожаю тебя, сестра! — пылко вскричал Валентин. — До свидания.
— Лучше бы вы обожали кого-нибудь, на ком могли бы жениться, — заметил Ньюмен. — Я это еще устрою, дайте срок. Дайте срок — и я превращусь в ярого проповедника брака.
Уже в дверях Валентин на секунду обернулся, и лицо его стало серьезным:
— Я и обожаю одну особу, но жениться на ней, увы, не могу, — сказал он, опустил портьеру
— Наши новости им не понравились, — заметил Ньюмен, оставшись наедине с мадам де Сентре.
— Да, — согласилась она, — не понравились.
— Ну а вам разве не все равно?
— Нет, — помолчав, сказала она.
— Напрасно.
— Ничего не могу поделать. Я бы предпочла, чтобы матушка обрадовалась.
— Объясните мне, ради всего святого! — воскликнул Ньюмен. — Почему ей это не нравится? Она же разрешила вам выйти за меня.
— Совершенно верно. Я тоже не понимаю. И однако, мне вовсе не «все равно», как вы выражаетесь. Можете считать меня суеверной.
— Придется, если вы, не дай Бог, поддадитесь вашим страхам. Но я отнесусь к этому как к досадному осложнению.
— Я оставлю свои страхи при себе, — сказала мадам де Сентре. — Не буду вам досаждать.
Они заговорили о свадьбе, и мадам де Сентре беспрекословно согласилась с Ньюменом, что день надо назначить как можно скорее.
Телеграммы Ньюмена вызвали большой интерес. В ответ на свои три отправленные по проводам депеши он получил целых восемь поздравлений. Он спрятал их в бумажник и, когда в следующий раз появился у старой мадам де Беллегард, достал и показал ей. Надо признаться, похвалялся он ими не без легкого злорадства — предоставим читателю самому судить, насколько это было оправданно. Ньюмен чувствовал, что его телеграммы раздражают маркизу, хотя не мог найти достаточно убедительных объяснений почему. Мадам де Сентре, напротив, телеграммы понравились, и, так как большинство из них носило шутливый характер, она от души смеялась над поздравлениями и расспрашивала Ньюмена, что представляют собой их авторы. Ньюмен, добившись победы, испытывал непреодолимое желание огласить ее на весь свет. Он подозревал — нет, был вполне уверен, — что Беллегарды замалчивают его триумф, не вынося его за пределы узкого круга, и тешил себя мыслью, что, стоит ему захотеть, он, по его выражению, раструбит об этом на весь мир. Быть непризнанным никому не нравится, и все же Ньюмен если и не был обрадован, то и не слишком скорбел из-за поведения Беллегардов. Поэтому обидой на них он не мог объяснить свое чуть ли не воинственное стремление широко возвестить всем о переполнявшем его счастье. Им двигало нечто другое. Ему хотелось, чтобы старая маркиза и ее сын наконец оценили его, и он не знал, будет ли у него для этого другая возможность. Все прошедшие шесть месяцев у него было ощущение, что, глядя на него, Беллегарды смотрят поверх его головы, и он вознамерился доставить себе удовольствие и сделать такой жест, которого они не смогут не удостоить вниманием.
— Словно при мне слишком медленно наливают из бутылки вино — она никак не опустошается, — жаловался он миссис Тристрам. — Так и хочется подтолкнуть их под локоть, чтобы бутылка разом опустела.
В ответ на это миссис Тристрам посоветовала ему не обращать на Беллегардов внимания, пусть их делают все на
— Вы не должны судить их слишком строго, — сказала она. — Вполне естественно, что они сейчас тянут. По их понятиям, они допустили вас в свой круг уже тем, что разрешили домогаться руки графини. Однако они лишены воображения и не могли представить, как все будет выглядеть в будущем, и теперь им надо привыкать к вам заново. Но они люди слова и поступят как положено.
Ньюмен прищурился и некоторое время сидел, погрузившись в размышления.
— Я на них не сержусь, — сказал он наконец, — и в доказательство приглашу их всех на пир.
— На пир?
— Вот вы всю зиму насмехались над моими раззолоченными покоями, а я докажу, что они мне весьма кстати. Я устрою бал! А что еще можно придумать в Париже? Я приглашу лучших певцов из оперы и лучших артистов из «Комеди Франсез» и закачу концерт!
— А кого вы собираетесь пригласить?
— Ну, прежде всего вас. Затем старую маркизу с сыном. Затем всех ее друзей, кого я хоть раз встречал у нее в доме или где-нибудь еще, всех графов и герцогов с их женами, всех, кто проявил ко мне хоть малейшее внимание. Ну и всех без исключения моих друзей — мисс Китти Апджон, мисс Дору Финч и прочих. И каждому сообщу, по какому случаю праздник — в честь моей помолвки с графиней де Сентре. Как вы находите эту мысль?
— Убийственной! — воскликнула миссис Тристрам и тут же добавила: — И восхитительной!
На следующий же вечер Ньюмен отправился в салон мадам де Беллегард, где застал ее в окружении всех ее детей, и попросил старую маркизу оказать честь его бедному жилищу и пожаловать к нему в гости через две недели.
Маркиза остановила на нем непонимающий взгляд.
— Дорогой сэр! — воскликнула она. — Чему это вы задумали меня подвергнуть?
— Представить вам некоторых моих знакомых, а затем усадить в удобнейшее кресло и предложить послушать мадам Фреззолини.
— Вы собираетесь устроить концерт?
— Что-то в этом роде.
— И назвать кучу гостей?
— Всех моих друзей, и надеюсь, не откажутся прийти друзья вашей дочери, и ваши тоже. Я хочу отпраздновать нашу помолвку.
Ньюмену показалось, что мадам де Беллегард побледнела. Она раскрыла свой веер, красивый расписной веер прошлого века, и стала рассматривать изображенный на нем f^ere champ^etre [101] — певицу с гитарой и группу, танцующую вокруг увенчанной цветами статуи Гермеса.
101
Праздник на лоне природы (франц.).
— После кончины моего дорогого бедного отца мы почти не выезжаем, — пробормотал маркиз.
— Ну а мой отец пока что жив, друг мой! — возразила его жена. — Так что я только и жду, чтобы меня куда-нибудь пригласили! — И она с дружеским одобрением перевела взгляд на Ньюмена: — Я уверена, у вас будет чудесный праздник.
К сожалению, должен отметить, что галантность изменила Ньюмену, и он, будучи всецело занят старой маркизой, не оценил слова младшей мадам де Беллегард и не воздал ей должное. А старая маркиза наконец подняла на него глаза и улыбнулась.