Американец
Шрифт:
— Что же вы ничего не скажете о моем платье? — спросила она Ньюмена.
— Мне кажется, — ответил он, — будто я смотрю на вас через телескоп. Весьма необычный туалет.
— Если так, он как раз под стать нынешнему торжеству. Но предупреждаю, я не принадлежу к небесным телам.
— А я никогда и не видел, чтобы небо ночью имело алый оттенок.
— Это говорит о моей оригинальности, любой другой выбрал бы синий фон. Моя золовка наверняка предпочла бы нежно-голубую ткань и усеяла ее дюжиной изящных полумесяцев. Но, по-моему, красный фон гораздо эффектнее. А замысел у меня такой — лунное сияние.
— Лунное сияние и кровопролитие, — подхватил Ньюмен.
—
Лорд Дипмер, джентльмен с очень красным лицом, смеясь, подошел к ним.
— Лорд Дипмер все не может решить, кого он предпочитает — меня или мою золовку, — сказала мадам де Беллегард. — Клэр нравится ему, поскольку она его кузина, а я как раз потому, что нет. Но за Клэр он не имеет права ухаживать, а я вполне disponible. [113] За помолвленной женщиной ухаживать неприлично, тогда как за женщиной замужней неприлично не ухаживать.
113
Доступна (франц.).
— О, я обожаю ухаживать за замужними! — воскликнул лорд Дипмер. — Они не просят, чтобы на них женились.
— А незамужние просят? — поинтересовался Ньюмен.
— Увы, да, — ответил лорд Дипмер. — У нас, в Англии, девушки вечно заводят этот разговор.
— И вы им грубо отказываете? — предположила мадам де Беллегард.
— Ну согласитесь, не жениться же на каждой девушке, которой хочется замуж, — ответил его светлость.
— Ваша кузина ни о чем таком просить не станет. Она выходит замуж за мистера Ньюмена.
— Тогда другое дело! — рассмеялся лорд Дипмер.
— Ну а если она захотела бы выйти за вас, ей, я думаю, вы бы не отказали. И это дает мне надежду, что в конце концов вы остановите свой выбор на мне.
— Когда мне нравятся две вещи, я никогда не довольствуюсь одной, — ответил молодой англичанин. — Я забираю обе.
— Какой ужас! На это я не пойду! Я хочу быть единственной, — воскликнула мадам де Беллегард. — Мистер Ньюмен куда лучше вас, он умеет выбирать. О, он проделывает это очень тщательно, словно нитку в иголку вдевает. Мадам де Сентре он предпочел всему мыслимому и немыслимому.
— Все равно он не может помешать мне быть ее кузеном, тут уж ничего не поделаешь, — с веселым простодушием сказал Дипмер.
— Да уж, тут я ничего поделать не могу, — засмеялся в ответ Ньюмен, — да и она тоже.
— И ничего не сможете поделать, если я приглашу мадам де Сентре танцевать, — все с тем же простодушием заявил лорд Дипмер.
— Смог бы, если бы пригласил сам, — сказал Ньюмен. — Но беда в том, что танцевать я не умею.
— О, да тут и уметь нечего, кружитесь, и все, не правда ли, милорд? — воскликнула мадам де Беллегард, но лорд Дипмер с ней не согласился, он сказал, что танцевать надо уметь, а то будешь выглядеть осел ослом, и в эту минуту к ним, медленно ступая и заложив руку за спину, присоединился Урбан де Беллегард.
— Какой превосходный бал, — сказал ему Ньюмен. — Ваш старый дом так и сияет.
— Ну, раз вам нравится, мы довольны, — ответствовал маркиз, подняв плечи и слегка наклоняясь вперед.
— Да, по-моему, всем нравится, — заявил Ньюмен. — И может ли быть иначе, если первый,
— Да, она очень красива, — торжественно подтвердил маркиз. — Но, естественно, для других это не столь очевидная причина испытывать удовольствие, как для вас.
— О, насчет меня вы совершенно правы, маркиз. Я всем доволен, чрезвычайно доволен, — согласился Ньюмен, как всегда слегка растягивая слова. — А теперь расскажите мне, пожалуйста, о ваших друзьях, — попросил он, оглядываясь, — что они собой представляют?
Маркиз де Беллегард молча осмотрелся, склонив голову и медленно потирая пальцами нижнюю губу. В салон, где стояли они с Ньюменом, вливался поток людей, комнаты уже были полны народу, и сборище становилось поистине блестящим. Блеск ему придавало главным образом сияние обнаженных женских плеч, обилие драгоценностей, роскошь и изысканность туалетов. Среди мужчин никого не было в мундирах, ибо двери мадам де Беллегард оставались наглухо закрытыми для клевретов новоявленной власти, распоряжавшейся в то время судьбами Франции, и нельзя утверждать, что среди массы смеющихся, оживленных лиц часто мелькали черты, исполненные благородной гармонии. Но все-таки жаль, что наш герой не был физиономистом, — многие из этих лиц привлекали внимание, отличались выразительностью, наводили на размышления. Правда, будь повод для встречи с этими людьми другим, они вряд ли пришлись бы Ньюмену по душе. Женщины показались бы ему не слишком красивыми, мужчины чересчур самонадеянно улыбчивыми. Однако сейчас Ньюмен был так лучезарно настроен, что воспринимал только приятные впечатления и, не вглядываясь слишком пристально в окружающих, видел лишь исходивший от всех блеск и радовался тому, что, если подвести баланс, весь этот блеск следует отнести на его счет.
— Я представлю вас кое-кому, — немного погодя сказал маркиз. — Считаю это своим долгом. Вы позволите?
— О, я готов жать руку всем, кому вы сочтете нужным, — отозвался Ньюмен. — Правда, ваша матушка уже познакомила меня с полдюжиной старых джентльменов, так что будьте осторожны, чтобы не повториться.
— А кто были те джентльмены, кому вас представила моя мать?
— Честное слово, я уже забыл, — рассмеялся Ньюмен. — Мне все здесь кажутся на одно лицо.
— Полагаю, что они вас не забыли, — проговорил маркиз и начал торжественный обход комнат.
Чтобы не отстать от него в толпе, Ньюмен взял маркиза под руку, после чего тот некоторое время шагал молча и смотрел прямо перед собой. Постепенно они дошли до последней из комнат, в которых проходил прием. Здесь Ньюмен увидел даму чудовищных размеров, она восседала в весьма основательном кресле, и перед ней полукругом стояла группа людей. Когда маркиз приблизился, группа расступилась, а месье де Беллегард сделал шаг вперед и раболепно застыл, поднеся к губам шляпу. Ньюмену доводилось видеть джентльменов, принимающих такую же позу в церкви, когда они входили в свою ложу. Дама и впрямь имела большое сходство с выставленным для поклонения божком. Она была неправдоподобно монументальна и величаво невозмутима. В ее облике Ньюмену почудилось что-то даже устрашающее: тройной подбородок, пронизывающие насквозь заплывшие глазки, огромная грудь в глубоком декольте, тиара из покачивающихся перьев и сверкающих драгоценных камней, необъятный ворох пышных шелковых юбок — все это повергло его в трепет. Вид этой удивительной особы и окружающих ее почитателей напомнил Ньюмену, как на ярмарках выставляют на обозрение «самую толстую женщину на свете». Она вонзила в подошедших свои маленькие немигающие глазки.