Американка
Шрифт:
Она — маленькая девочка с заячьей губой, а Дорис повидала мир и пообвыклась в нем.
От угла сарая, оставаясь незамеченными, можно было видеть весь двор кузин. А еще — Первый мыс, но не то, что происходило в саду, а лишь жизнь и движение, музыку и голоса. Праздник в честь Иванова дня, с которого они ушли несколько часов назад, теперь, похоже, был в полном разгаре. На этот праздник постепенно собрался весь Поселок. И Рита с Сольвейг, Торпе и Ярпе и все прочие не могли миновать дома на Первом мысе в своей охоте за весельем, которого нигде больше не было, даже
Если от сарая был виден сад, то, значит, и из сада был виден сарай и — Господи! — Сандра не решалась додумать эту мысль до конца.
— Пошли же. — Дорис Флинкенберг стояла в дверном проеме сарая, она торопила. — Скорее!
Но Сандра уперлась, застыла, словно каменная, и только мотала головой. Не хочу. Нет. Только не туда.Ни-ког-да.
Дорис в изумлении остановилась:
— Ты что, боишься Бенгта?
Дорис кашлянула, словно услыхала что-то невероятное.
Сандра не ответила, а только продолжала мотать головой.
— Дурында! — Теперь терпение Дорис в самом деле лопнуло. — Это ведь наш последний шанс. Возможно, Бенку и убийца, но не так уж он и опасен! — С этими словами, противоречивости которых Дорис в спешке не придала никакого значения, Дорис Флинкенберг решительно потянула подругу в темноту сарая.
В темноту, сырость, уединение.
Сандра впервые оказалась внутри, сразу стало ясно, что все совсем не так, как она себе представляла. Но в то же время она не знала, что именно себе представляла и что ожидала увидеть; если бы ее спросили, она, возможно, и не смогла бы ничего объяснить.
Там было все как обычно: высокий потолок, как в обыкновенном сарае, крыша в плачевном состоянии — здесь и там щели между досками. Все скрипит и трещит, и повсюду — мягкий сладковатый запах, который даже дитя сливок общества смогло бы распознать как запах сеновала. Стружки, всякий железный хлам и поленницы дров. Чурбан для колки дров с топором, вбитым с краю. Даже в самых буйных фантазиях невозможно было представить, что это топор убийцы. Больше ничего не бросалось в глаза. Старый велосипед, остов пружинной кровати и всякое ржавое барахло, неизвестно как называющееся.
Комната Бенку находилась в противоположном углу. Перегородка из фанерных панелей, словно внутренняя стена, вход завешен обрывком ткани, которая даже не была задернута. Пусто. Никого. И слава богу.
Конечно, они направились в комнату, Дорис вела их, нетрудно было догадаться, что она здесь не первый раз, что бывала здесь одна без спросу и все выведывала. Сандра нерешительно пошла следом, но внутри все было так заурядно, что она успокоилась и почувствовала, что в ней проснулось самое обычное любопытство.
В комнате у маленького окошка с безнадежно грязным стеклом, через которое едва можно было что-то разглядеть, стояли нары. Печка-буржуйка и большой стол — широкая доска на деревянных козлах, старая книжная полка и на ней несколько книг. Повсюду разбросана одежда, книги, газеты, пустые бутылки, пепельницы и тому подобное.
Карта. Именно тогда посреди самого обыкновенно-обыкновенного Сандра вдруг заметила карту. Она была приколота к стене напротив кровати, в уголке за полкой. Сандра сразу увидела, что на ней изображено.
— Смотри, какая красота!
Дорис Флинкенберг с грохотом плюхнулась на край кровати, да уж, Дорис явно ничего здесь не боялась. А Сандра насторожилась.
— У него их несколько. Это Поселок на них. Он все на них придумал, но все же это правда. Очень хитро!
— Но, — добавила Дорис Флинкенберг, — сейчас у нас на это нет времени. Мы здесь не затем. Посмотри-ка сюда.
Дорис сунула руку за книгу на полке и выудила здоровенный ключ, старинный, потом, таким же привычным движением, она торопливо сдернула рыжеватый ковер с пола, там оказался люк с замком. Дорис вставила ключ, повернула и потянула крышку, словно уже много раз так делала.
Она легла на живот у отверстия, запустила руку в дыру и вытащила внушительного размера сверток, который, после короткого, но победного взгляда на Сандру, положила на пол и махнула подружке, чтобы та подошла поближе. Сандра нехотя приблизилась, хоть и предчувствовала самое худшее.
Дорис Флинкенберг, не обращая внимания на нерешительность Сандры, принялась развязывать сверток, который оказался голубым дырявым одеялом, она достала оттуда сумку, тоже голубую, как и одеяло, с длинным кожаным ремнем, чтобы можно было носить на плече, и надписью «Pan Am». Название авиафирмы под хорошо знакомым логотипом.
Сандра не отводила глаз. Она испугалась, почти до смерти, но смотрела как зачарованная. Ее даже в жар бросило. Но это волнение еще больше нагнало на нее страху, она знала, что все это не к добру. Дорис не надо было ничего больше объяснять. Не надо было ничего говорить. Но она не смогла сдержаться.
— Ее звали Эдди, — снова начала Дорис Флинкенберг, как совсем недавно у озера. — Она появилась из ниоткуда. Все, что у нее было, лежало в этой сумке.
И, не поднимая головы, Дорис начала вынимать все из сумки. Вещь за вещью доставала она и раскладывала на полу между ними.
Несколько книжек, тетрадь с нотами для гитары. Пластинка на 45 оборотов в коричневом конверте без подписи. Белый шерстяной пуловер, очень толстый. Шарф — бело-красно-синий, маленький кошелек, два белых толстых браслета (это было самое худшее, ведь они были так явственно конкретны), будильник. Маленький футляр, откуда Дорис выудила фотографию: «Вот она. Посмотри». Протянула фотографию Сандре, и та почти механически взяла ее, словно сомнамбула, она была еще слишком напугана, чтобы рассмотреть ее как следует, но все же поглядела на нее с щекочущим любопытством. И будильник. Большой, такие заводят ключом с задней стороны, Дорис так и сделала. На какое-то время звучное тиканье часов заполнило весь сарай. Сандре захотелось крикнуть: «Да тише же, он ведь может в любое время вернуться!»