Американка
Шрифт:
Но она сдержалась. Дорис приложила будильник к уху.
— Слышишь, как тикает. Словно бомба. Бомба с часовым механизмом. Memento mori.
— Для чего?
— Я иногда заводила его, чтобы он звонил — для Бенку. Пусть не забывает, что он тоже всего-навсего обычный смертный. А это просто латынь, означает: помни, что и ты тоже умрешь. Послушай, послушай, как часы тикают под землей. Memento mori.
— Пре-екрати-и, — прошептала Сандра. — Что это? Почему они тут?
Сандра коснулась пальцами вещей девушки. Тетрадь
Но Сандра слишком волновалась, чтобы вдаваться в детали — не сейчас, потом можно будет все обдумать. Теперь она просто сидела и смотрела, и тетрадка с нотами раскрылась, словно по заказу, на роковой странице.
«Hang down your head Tommy Dooley. Poor boy you're bound to die».
— Фактор X, — Дорис понизила голос до шепота, — был в нее влюблен. Так влюблен, что совсем голову потерял.
Она повторяла то же самое, что уже говорила у озера, но теперь, здесь в сарае, посреди всех этих вещей, ее слова звучали еще более зловеще.
— Мы знаем, как это бывает. Юношеская любовь, злая внезапная смерть.
И Сандра снова кивала, мечтательно, а по спине ее бежали мурашки, мурашки, отчасти вызванные тем же жутким сладострастием. Потерявшая сознание акушерка Ингегерд… Маргарете, которая любила единственного… отравила свою сестру змеиным ядом… и все прочие — те, кто из-за несчастной любви и отчаянья резали себе вены в ваннах и бассейнах, клали головы в газовые плиты в кухнях, включали моторы автомобилей в гараже… и оставляли или не оставляли после себя более или менее драматические записки. «Прощай, злая жизнь». Adieu `a la vie emmerdante.
Проклятая жизнь, старая ты потаскуха, ты меня снова предала! Но учти: это в последний раз.
— Все это пустые слова, — заявила Дорис при других обстоятельствах о различных прощальных письмах самоубийц. — Можно подумать, полегчает, если сказать то или другое, когда уже все решено. Я бы точно не стала писать никаких дурацких писем.
Узнаваемая, да, но все же иная. Ведь это была не выдумка, а реальная история, и ее достоверность ощущалась здесь, в сарае Бенку, среди вещей американки.
Они принадлежали живому человеку, живой человек повязывал шарф, читал книги, пытался сыграть что-то на гитаре и так далее. Американка. Эдди де Вир.
Это совсем другое дело. Вдруг их охватило такое волнение, что они едва слышали удары собственного сердца, в тишине, в такт с дурацким будильником, который тикал так, что в ушах отдавалось — тик-так-тик-так. Memento mori. Трудно поверить, что где-то рядом идет веселый праздник, хотя вообще-то он повсюду, ведь сегодня канун Иванова дня.
Одиночество & Страх. Сестра Ночь и Сестра День.
— Я чужестранная птичка, — услышала Сандра свои слова. — Ты тоже?
Она произнесла их почти автоматически, она потом могла в этом поклясться, Дорис передернула плечами и изумленно уставилась на подругу:
— Эй, Сандра. Повтори-ка еще раз. Звучит похоже.
И Сандра повторила странную присказку. Глаза Дорис засияли; она схватила шарф американки и повязала Сандре на шею, и в ту же секунду Сандра вдруг с необыкновенной силой почувствовала, что она и есть та американка, Эдди де Вир.
Она взяла в руку фотографию и стала рассматривать ее. Девушка. Очень расплывчатое изображение. И все же, каким-то образом, знакомое.
Это была она. Теперь это была она.
А мальчик… она похолодела.
— Да что с тобой такое? Ты выглядишь так, словно продала масло, а деньги потеряла.
— Но… — начала было Сандра. — Он.
— Ага, — просияла Дорис, она догадалась, куда клонит подружка. — Конечно, ты решила, что это он. Он убил. То есть Бенгт.
Казалось, что Дорис вот-вот прыснет со смеху от такой нелепой мысли. Но, заметив искреннее волнение Сандры, то, как она беспомощно вертела в пальцах фотографию, она раскаялась и снова заговорила серьезно.
— Ну да, некоторые так и считают. Именно так и считают те, кто не верит тому, что говорили, будто Бьёрн на нее разозлился и столкнул в воду. Что этот мальчишка… так странно. И он постоянно был с ними. Что он делал в ту ночь? Сандра, это не он. Я ЗНАЮ это.
— Иди теперь сюда и посмотри. — Дорис подошла к карте на стене.
— Здесь. Иди-ка, погляди.
И Сандра увидела.
— Вот здесь она лежит. Видишь. На дне озера. Это точно она.
У Сандры перехватило дыхание. Она посмотрела. И увидела.
— Если бы он утопил ее, разве повесил бы это на стену? На своей собственной карте?
— Я хочу сказать, — добавила Дорис, — чтобы все видели.
— Бенку, конечно, ненормальный, — заявила она уверенно, — но и для его ненормальности есть границы.
— Тогда я стала подозревать Бьёрна, — продолжала Дорис, детектив-близнец. — Бьёрн если злился, так уж злился. Он однажды вывернул раму велосипеда папы кузин, а велосипед повесил на дерево на дворе. Самого папы кузин! Потому что даже папа кузин не связывался с ним, когда он был зол. Такое, конечно, нечасто случалось, но уж если случалось… так-то.