Американочки
Шрифт:
Это верно – во время медитации мне неистово захотелось Крис. Я чувствовал обжигающую близость ее бедра, которое видел в щелку век. По-моему, она должна была чувствовать то же самое. Потом нас таким же образом вернули в действительность. Теперь ваши члены легки и невесомы, ваши глаза открываются... Какой-то старикан из прихожан сел за электроорган, и мы запели. Мы пели про то, как прекрасен этот мир, посмотри, и надо-де, радоваться каждой бабочке, каждому цветочку и ручейку. Рядом с собой я слышал серебристый голос поющей Крис, моей прекрасной названой сестры, и мне казалось, что такой сюр
В тот день Бог был на моей стороне, и подъехавшая к церкви Патриша заявила, что в наше отсутствие она как раз вызвала маляра – у нее ремонт и негде жить. Похоже, твердо решила подарить меня. Была она, как и подобает тому, кто отрицает все и вся, босиком, больные косточки больших пальцев распяливали ее разбитые ступни, и все вежливо старались не замечать этого малоотрадного зрелища. Так что вернулись мы на Хантингтон-Бич в полном составе, хотя в пути и не звучало обычного смеха Крис – словно после молитвенного дома каждый думал о своем.
Вечером в телевизионных новостях передали, что на дороге А-6 крупное столкновение, есть жертвы, и пробка на три километра.
– Вызовут, наверно, – сказал Фрэнк, и тут же запиликал его мобильный телефон. Он переоделся в синюю спецовку, сказал нам hello и укатил. Крис опечалилась.
– Не люблю, когда его ночью вызывают, – сказала она.
Каролина пыталась ее развеселить, но Крис реагировала через раз, словно ей стоило усилий поддерживать диалог.
– Ничего, может, скоро вернется, – неуклюже попытался посочувствовать я.
– Нет, это до утра, я знаю, – сказал Крис.
До утра... вдруг четко подумал я, и у меня задрожали коленки.
Я попрощался, принял душ и лег. Дрожь все усиливалась – от волнения даже зубы мои стали стучать. Сейчас или никогда – чувствовал я всем своим мужским существом, оставив щелку в двери и прислушиваясь к храпу Каролины в дальнем закоулке гостиной. Судя по приглушенному свету, Крис или еще была там – в своем кресле с маленькой лампой на прищепке, или оставила дверь в спальню полуоткрытой – лежит, читает. «Не обращайте на меня внимание, я люблю читать допоздна.» Нет уж, Крис, я уже обратил – и назад мне дороги нет. Сердце бухало тяжело и часто. Пора, пока она не заснула – потом будет труднее объяснить, почему я оказался в ее постели.
Я стремительно натянул на голое тело спортивный костюм и босиком вышел в гостиную. Свет шел из спальни. Я тихо открыл дверь и увидел Крис – она лежала точно так, как я себе и представлял – на правом боку, подперев щеку, с книгой. Только не в полупрозрачной комбинации с тонкими бретельками, как мне хотелось, а в шелковой золотистого цвета пижаме.
Я кончиками пальцев по двери, как ночной мотылек крыльями, обозначил свое появление – Крис подняла голову и в ее глазах я не прочел ничего такого, после чего мне следовало бы ретироваться. В ее глазах я прочел внимание и участие.
– Прости Крис, – сказал я, чуть прикрывая за собой дверь, – я не могу уснуть. Я хочу исповедаться, потому что грешен. Могу ли я?
– Конечно, можешь, Пьетер, – сказала она, откладывая книгу и спокойно, нестыдливо садясь в постели.
– Спасибо, Крис, я этого никогда не забуду, – сказал я,
– Крис, в вашем доме я встретился с чистотой и любовью, я встретился с верой в добро, поэтому то, что у меня в душе, кажется мне святотатством. Раньше я считал, что это естественно – думать и чувствовать так, как я. Но за эти два дня что-то переменилось во мне и я сам себе стал отвратителен. Ты и Фрэнк, вы...
– О чем ты, Пьетер? – услышал я ласковый проникновенный голос Крис и поднял голову.
Ее глаза были полны света – божественная аура любви к ближнему обволакивала меня.
– Сегодня во время молитвы я испытал противоестествеынное влечение к тебе, к твоему телу, – сказал я. – Мне стыдно, и я должен покаяться. Ведь ты моя названая сестра.
– Спасибо Пьетер, что ты пришел сказать об этом, – услышал я, не веря ушам своим. – Это хорошо, что ты пришел. В твоем чувстве нет ничего стыдного. Это был не ты, а только маленькая часть тебя, твоя первая чакра, разбуженная энергией молитвы, чакра плотских желаний. Но потом энергия пошла выше, пробуждая другие чакры – любви, добра, самопожертвования, света. Ведь в конце тебе стало легко?
– Да, мне стало легко. Но грустно. Потому что мне нравилось хотеть тебя.
– Плотское желание – это часть общего замысла, Пьетер. Если один человек испытывает влечение к другому, значит они духовно близки, значит, они усиливают друг друга в деле добра. Главное не в плотском желании, а в, том, чтобы не останавливаться на нем, а идти все дальше, все выше. Заблуждение считать, что дальше ничего нет. Плотское – это только начало, только взлетная полоса.
Как твоя постель, Крис, подумал я. Мои коленки больше не дрожали.
– И я могу тебя поцеловать, Крис? – сказал я.
– Хмм... – чуть задумалась Крис. – В общем, да... Если, если тебе это очень нужно.
Я вдруг почувствовал себя спокойным и невозмутимым, как танк. Словно меня загипнотизировали.
– Мне это очень нужно, Крис, – сказал я.
– Зачем?
– Чтобы снять наваждение.
– Наваждение?
– Да, наваждение, что ты женщина моей мечты. Что мы должны быть вместе. Что мы должны быть не брат и сестра, а муж и жена.
– Ты поцелуешь и не сможешь остановиться.
– Нет, смогу, потому что у тебя есть Фрэнк.
– Да, Фрэнк мой друг. Но лучше, если ты правильно поймешь суть нашего брака. Мы свободны в своем выборе. Это главное условие любви.
– Выбор уже сделан...
– Да, – помолчав, тихо сказала Крис. – Но это не значит, что больше нельзя выбирать. Мы вместе, пока любим друга друга. Только нужно, чтобы любовь продолжалась.
Бьюсь об заклад, что на этих последних словах в голосе Крис прозвучал какой-то надрыв.
Я встал как покойник из гроба, положил ей руки на плечи и наклонившись, прикоснулся губами к уголку ее рта. Мне уже и это было не нужно. Я уже поверил услышанному, покаялся и готов был совершить жертвоприношение – положить к ее ногам хлипкий вздрагивающий комочек своей жалкой мечты. И если я продолжал играть, то разве что чуть-чуть.