Американские просветители. Избранные произведения в двух томах. Том 1
Шрифт:
Нам, однако, говорят о соединении в ипостаси божественной и человеческой природы. В чем же оно состоит? Соединяет ли оно две природы так, что человеческая природа включается в сущность бога? Если нет, то не происходит и обожествления личности Христа, ибо тем, что он есть, его делает сущность бога. Но если соединение в ипостаси означает включение человеческой природы в природу божественную, то тогда произошло бы добавление человеческой природы к сущности бога, и в этом случае божественная природа была бы уже не простой и совершенной, а составной и отличной от того, чем она, по предположению, была в вечности, предшествовавшей этому предполагаемому соединению, в связи с чем божественная природа должна была изменить своему вечному тождеству. Он не мог бы быть тем же богом, которым он был до своего соединения с человеческой природой. В самом деле, если предполагается, что соединение той и другой природы не произвело изменений в божественной сущности,
Догмат же о воплощении и непорочном зачатии не заслуживает серьезного опровержения, и потому мы ограничимся одним лишь упоминанием о нем.
Глава XI
Смертность животной жизни и распад растительной были особо рассмотрены в 4-м разделе 3-й главы, трактовавшем о физических страданиях. Теперь мы рассмотрим эти доводы применительно к нашим предполагаемым прародителям, которые, согласно рассказу Моисея, стали смертными, вкусив запретный плод.
В своем описании Эдемских садов Моисей знакомит нас с двумя фантастическими плодовыми древами, которые, по его словам, были наряду с другими посажены богом в месте, отведенном для проживания только что сотворенной им четы. Одно из этих древ он называет древом познания добра и зла, другое — древом жизни. Перед тем как рассказать о грехопадении, он сообщает нам, что бог дал мужчине и женщине недвусмысленную заповедь, сказав: «Плодитесь, и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле{22}. И сказал бог: вот, я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя, — вам сие будет в пищу» [Быт., гл. 1, ст. 28, 29]. И еще: «И заповедал господь бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть; а от дерева познания добра и зла, не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь» (Быт., гл. 2, ст. 16, 17]. «И сказал господь бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему» [Быт., гл. 2, ст. 18]. «И навел господь бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из ребер его и закрыл то место плотию. И создал господь бог из ребра, взятого у человека, жену» [Быт., гл. 2, ст. 21, 22].
Итак, из приведенного Моисеем описания человека в состоянии невинности явствует, что бог заповедал ему трудиться и наполнять землю, что человеку дано было владычествовать над прочими тварями и что бог сам дважды разрешил ему есть все плоды деревьев и травы, кроме плодов с древа познания добра и зла; а так как человеку не хорошо быть одному и дабы он мог размножаться и наполнять землю, то и была создана наша праматерь Ева, которая, смею сказать, с лихвой вознаградила праотца Адама за потерю ребра.
Сие краткое описание положения и состояния невинности человека согласуется с состоянием человеческой природы и условиями, в каких она находится в настоящее время. Невинному человеку было ведено трудиться и возделывать землю, за счет которой он должен был кормиться. Ему дозволялось есть произраставшие в саду плоды деревьев и травы, что дает основание предполагать, что его естество нуждалось в подкреплении подобно нашему. Иначе ведь было бы неуместно даровать ему преимущество, несовместимое с его природой, так как то было бы не преимущество, а прямая насмешка, если только мы не признаем, что невинная человеческая природа была подвержена упадку, нуждалась в пище и обладала пищеварительной и дыхательной способностями, короче говоря, имела такое же естество, какое имеем мы. Иначе ведь человек мог бы только один раз набить живот, который при отсутствии пищеварения оставался бы в неизменном состоянии, а такая первоначальная цель питания представляется слишком фантастической. И хотя Моисей не упоминает о питье, но вполне вероятно, что у человека хватало ума пить, когда он испытывал жажду. Что он имел животную природу, явствует не только из того, что ему было определено возделывать землю и кормиться за ее счет, и не только из того, что он ел, пил и был в состоянии извлекать питательные вещества из пищи, но также из присущей ему склонности к продолжению рода, с каковой целью для него была создана жена.
Ничто так не доказывает, что описанные Моисеем невинные прародители человечества в этом состоянии обладали сходным с нами естеством, как их способность к продолжению рода. А так как они нуждались в питании, то их природа должна была обладать качеством или способностью пищеварения и дыхания, а равно и всеми свойствами, какие мы сейчас приписываем животной природе. Отсюда мы заключаем, что необходимым следствием сего должна была быть смерть или смертность. Разве не могли они разбиться насмерть, упав в пропасть, или погибнуть от любого другого несчастного случая? Может ли кто предположить, что тела сих невинных прародителей наших были неуязвимы или были не из плоти и крови? Конечно, они были из плоти и крови, иначе они не были бы мужчиной и женщиной. Написано же: «Мужчину и женщину сотворил их» [Быт., гл. 5, ст. 2]. А коль скоро животная жизнь изначально имела одинаковую природу, одинаковым способом размножалась и поддерживалась и была обречена на одинаковую участь, то несомненно, что в дни Адама она нуждалась в такой же внешней системе природы, в какой она нуждается теперь в соответствии с потребностями животной жизни.
Если бы законы природы в отношении одного только притяжения могли быть и были отменены и не отказывали влияния на материю, то наш мир тут же распался бы и пришел в хаотическое состояние, его нынешняя упорядоченность сменилась бы путаницей, а животная жизнь не могла бы выдержать этих потрясений. Так что не только законы, которые непосредственно затрагивают животную природу, но и законы, управляющие нашей солнечной системой, должны были быть одинаковыми и в дни невинности человека, и после его грехопадения, и, следовательно, он должен был быть смертным. Отсюда мы заключаем, что проклятие, которому, как сообщает нам об этом Моисей в 3-й главе, бог предал человека, сказав: «Прах ты и в прах возвратишься» [Быт., гл. 3, ст. 19], не могло быть карой за то, что тот вкусил от запретного плода. Ибо человеку так или иначе суждено было обратиться в прах, независимо от того, отведал ли он запретный плод или нет. Ведь смерть и распад суть неизбежный и непреложный закон природы, что полностью исключает предположение, будто проклятие, о коем нам говорит Моисей, могло оказать какое-либо действие на человечество.
История с «древом жизни» противоестественна. Поскольку оно было единственным в своем роде, его можно назвать особенным древом, так как мир не произвел другого ему подобного. Согласно Моисею, плод этого древа обладал таким удивительным свойством, что, буде Адам и Ева вкусили от него, они жили бы вечно. «И теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно» (Быт., гл. 3, ст. 22]. Во избежание сего, говорят нам, они были изгнаны из сада, дабы, вкусив от древа жизни, не свели бы на нет ранее изреченный богом приговор против них, обрекший их на смертность. «И изгнал Адама, и поставил на востоке у сада Эдемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни» [Быт., гл. 3, ст. 24]. По-видимому, отведай только человек этот плод, и человечество было бы восстановлено в своем прежнем положении, а козни духовенства не достигли бы цели. Примечательно, однако, что ни один путешественник или историк не упоминает о таком древе или о херувимах с пламенным мечом, что делает его существование спорным, а реальность — сомнительной и невероятной, тем более что та часть страны, где оно, по утверждениям, было посажено, густо населена на протяжении многих веков.
Могут, однако, возразить, что древо то сгнило и поглощено временем. Но подобное предположение умаляет качества древа. Очевидно, что столь удивительное древо, плод которого обладал бы свойством навеки сохранять животную жизнь, было бы неподвластно времени, противостояло бы гниению и распаду и вечно оставалось бы в первозданном состоянии под защитой пламенного меча как неизменное свидетельство божественного назначения Моисея и действительности грехопадения человека. Но увы! Его нигде нет, оно исчезло с лица земли, столь чудесного плода уже более не существует, а, стало быть, не осталось и средства против смертности.
Нашего пристального внимания и разумного исправления заслуживает и другая часть повествования Моисея, которую мы находим в 9 стихе 2-й главы Бытия. Это последние слова стиха: «И дерево познания добра и зла». Если верить нашей истории, сие древо столь же поразительно по своей природе, как и древо жизни, хотя и в другом роде. Некоторые держатся мнения, что, отведав этот плод, наши предполагаемые прародители поняли разницу между моральным добром и злом; другие же считают, что, отведав этот плод, они на опыте познали всего лишь естественное добро и зло.