Американский детектив
Шрифт:
В сетях высокого напряжения произошло обширное короткое замыкание, причиной которого, несомненно, явился упомянутый взрыв. Других объяснений быть не могло.
Последовавший необузданный всплеск энергии перекрыл изоляцию кабелей и, пробив поврежденные трансформаторы, с колоссальной силой обрушился на низковольтную сеть, рассчитанную только на напряжение для электрических лампочек или конторского оборудования.
Этот пробой длился доли секунды. Но этого оказалось достаточно. Результаты не заставили себя ждать, и были они катастрофическими.
Провода
В некоторых местах произошли новые короткие замыкания, искры от которых подожгли облицовку стен, звуковую и тепловую изоляцию, которые были, разумеется, теплостойкими, но не огнеупорными.
Абсолютно несгораемых материалов в природе не существует. Большинство материалов загорается при температуре гораздо низшей, чем, допустим, температура Солнца, что доказали бомбардировки Хиросимы, Нагасаки или Гамбурга.
Во внутренних стенах Башни возникли очаги пожара, которые расширялись.
Некоторые из-за недостатка кислорода затухли, оставив в стенах пустоты. Некоторые же проникли в кабели или пробились к открытым шахтам или вентиляционным тоннелям, где к ним все время поступал свежий воздух. Они набирали силу и с гулом мчались дальше, поглощая краску, дерево, драпировки, ковры, покрытия полов, материалы легковоспламеняющиеся и материалы, считавшиеся негорючими.
Тепловые предохранители потолочных систем орошения быстро расплавились, привели в действие автоматику и на некоторое время остановили нараставший пожар.
Но слишком высокая температура привела к парообразованию в водопроводных трубах, так что раньше или позже трубы лопались и системы пожаротушения переставали работать.
Наступление пожара то тут, то там замедлялось; у многоглавого врага удавалось выиграть отдельные схватки, иногда и целые сражения.
Но, как позже показали расчеты Джо Льюиса, исход уже с самого начала был предопределен.
Глава 3
Патти Макгроу-Саймон всю жизнь ненавидела больницы. Вероятно, потому, что они ее подавляли и приводили в смятение. Патти была молодой здоровой женщиной, и в больницах ей всегда казалось, что все смотрят нее с неодобрением из-за того, что она так безнадежно здорова. Ей казалось, что глаза, следящие за ней, беззвучно говорят: «Ты не должна так хорошо выглядеть, когда мы умираем. Убирайся отсюда!»
Но на этот раз уйти она не могла. Берта Макгроу поместили в кардиологическую реанимацию, куда можно было заглянуть, только если кто-то открывал двери, и где было полно экранов, приборов, каких-то блестящих ящиков, о назначении которых Патти могла только догадываться, а постель, на которой лежал ее отец, выглядела, как средневековое орудие пыток, от которого тянулись к нему всякие трубочки и проводочки.
Да, у любых людей бывают инфаркты. Об этом сейчас только и слышишь. Но не у Берта Макгроу, ее отца, человека, которого ничто не могло выбить
Сколько она себя помнила, отец был могучим несдержанным человеком с громоподобным смехом, который обращался с Патти, «как с медвежонком, а не с маленькой девочкой». Так утверждала мать и добавляла: «Ты ей так поломаешь все косточки, Берт Макгроу, если не прекратишь!»
А Патти протестующе хныкала и прижималась к Берту. «Глупости, что же с нее, пылинки сдувать, что ли? Видишь, ей это нравится!»
Это не было похоже на те отношения между отцом и «парнем юбке», о которых пишут в книгах. Однажды Патти спросила его прямо, хотел бы он, чтобы она была мальчишкой. Он ответил, как всегда, немедленно и напрямую: «Что еще за глупости! Будь у меня сын, не было бы тебя, а что я без тебя делал бы, одинокий старик?»
Двери в реанимацию приоткрылись, и вышла медсестра. Прежде чем двери закрылись снова, Патти на миг увидела отца. «Одинокий старик» — эти слова промелькнули у нее в голове, но Патти не могла бы сказать почему. Гордый, одинокий старик, беспомощно лежащий на белой постели.
«Пока ты еще ребенок, — сказала себе Патти, — родители крутятся вокруг тебя. Поднимают, отряхивают, целуют ушибленные места; всегда, когда нужно, кто-то есть под руками, и ты считаешь это само собой разумеющимся. Потом приходит их черед, и они беспомощны, но что можно сделать, кроме как сидеть, ждать и надеяться, что Бог услышит твои молитвы, потому что ведь случается же чудо?»
По коридору торопливо приближалась запыхавшаяся Мери Макгроу, которую наконец отыскали в Куинсе на благотворительном мероприятии. Патти встала, взяла мать за руки и поцеловала.
— Ничего нового, — сказала Патти. — Он здесь. — Она кивнула в сторону закрытых дверей. — Никого не пускают. Врач — какой-то знаменитый кардиолог, но он ничего не говорит, наверное, ему нечего сказать. Присаживайся.
Мери Макгроу ответила:
— Он жаловался, что ему трудно дышать. Я сказала, что это из-за лишнего веса и переутомления. Может быть…
— Прекрати, — перебила ее Патти. — Ты так внушишь себе, что это твоя вина, а это неправда.
«Это скорее моя вина, — подумала она. — Сегодня за обедом я просто переложила свои проблемы на его плечи».
Тут ей кое-что пришло в голову.
— Когда это произошло, у него был Пол, — сказала она. — А где он вообще?
Мери Макгроу казалась довольной.
— Я рада, что с ним был Пол. Твой Пол просто прелесть. Он с кем угодно умеет найти общий язык.
Был ли смысл утверждать обратное? Патти промолчала.
Мери продолжала:
— Отец всегда боялся, что ты выскочишь за какого-нибудь деревенщину, как он сам; он всегда так говорил, хотя знал, что это неправда. Когда ты привела к нам Пола, мы с отцом долго не могли уснуть, говорили о тебе и о нем, прикидывали, подходит ли он тебе. Помнишь свою свадьбу? Я не забыла. Сколько было солидных людей с его стороны, и ты, припавшая к отцу…