Американский детектив
Шрифт:
— И не раздета.
— Какое это сейчас имеет значение?
Мэр сердито взмахнул рукой.
— Я не настолько узколоб и не настолько старомоден, чтобы верить, что некоторые качества… — Он неожиданно запнулся.— Нет,— закончил с каким-то удивлением,— это и в самом деле не имеет значения. Есть вещи поважнее.
— А для меня самое важное, — сказала Паола, — остаться с тобой.
— Нет, езжай, — ответил мэр. Голос его звучал решительно и безапелляционно.
Они видели, как усаживают в петлю полуголую девицу.
Кто-то бросил ей платье. Она удивленно вытаращила глаза и вдруг, как будто только теперь осознав свою наготу, закрыла грудь руками и заплакала.
— Что я наделала, — рыдала она, — я же не могу так…
— Поехали! — скомандовал начальник пожарной охраны города, который руководил операцией. — Держись, девка, потом оденешься, целее будет.
Вопли девушки заглушил свист ветра.
Мэр взял жену за руку и подошел к окну, ставшему местом отправления.
— Как на аэродроме или на причале,— сказал он.— Просто не знаешь, что сказать, правда?
Они стояли молча, держась за руки, и наблюдали, как спасательный пояс приближался к крыше Торгового центра и завис над ней. Видели, как сержант вынул девушку из петли, как будто она вообще ничего не весила. Платье отлетело в сторону. Сержант одной рукой придерживал ее, чтобы она не упала, другой поднял платье. Потом махнул рукой в сторону Башни, и пояс двинулся в обратный путь.
Паола следила за тем, как он приближается.
— Боб.
— Да?
Она обернулась и взглянула мужу в глаза. Медленно, очень медленно покачала головой.
— Ты прав. Я не знаю, что сказать. Разве можно тридцать пять лет выразить словами? — Она закрыла глаза, потому что спасательный пояс уже проскользнул в окно и остановился, тихонько покачиваясь.
— Прошу номер двадцать два, — сказал Генеральный секретарь.
Паола открыла глаза.
— Прощай, Боб.
— До свидания, — ответил мэр и ласково улыбнулся. — Не забудь сказать Джилл, что я ее очень люблю.
Сенатор, постучав, вошел в офис банкетного зала. Губернатор сидел в кресле у стола. Бет присела на край стола и чуть покачивалась, скрестив стройные ноги.
— Заходите, Джейк, — позвал губернатор.
Из зала к ним долетала смесь музыки и пения, образовывавшие вместе какофонию. Со стороны бара раздался взрыв смеха.
— Садитесь, — сказал губернатор, — мне эта вакханалия что-то не нравится.
— Не хочу мешать.
— Глупости. — Губернатор помолчал. — Вы ведь не просто так пришли?
«Он всегда был проницателен, этот Бент Армитейдж,— подумал сенатор, — что хоть частично объясняет его успехи в общественной деятельности. Человек не достигнет таких высот, как он, если не знает ближних своих».
Сенатор сел и утомленно вытянул ноги.
— Это был долгий одинокий путь, — сказал он и улыбнулся. — Где они, силы молодости? — Он показал на телефон. — Что-нибудь новенькое?
— Я передал им список, — ответил губернатор. — И теперь, — он запнулся, потом улыбнулся, — позволил себе позвонить в Денвер своей дочери Джейн. — Он снова улыбнулся. — Я заказал разговор за счет администрации здания. При расследовании у них будет лишний повод поломать голову. Вы не хотите кому-нибудь позвонить, Джейк? Чтобы контролеры прищучили и вас?
Сенатор покачал головой.
— Нет, — ответил он и встал. — Вы когда-нибудь сомневаетесь в себе, Бент? Признаете когда-нибудь чье-нибудь превосходство? И в чем?
Губернатор усмехнулся.
— Очень часто.
— Я серьезно,— сказал сенатор.— Когда человек еще молод и все только начинается — у меня это было в тридцать шестом, когда меня впервые избрали в конгресс,— он всегда смотрит на тех, кто наверху, на того, кто в Белом доме, на членов правительства, на тех, чьи имена видит в газетах: они общеизвестны. — Он поперхнулся и сел на стул. Махнул рукой. — Сегодня в моде такие штуки, как поиски своей индивидуальности. Из этого должно бы следовать, что каждый человек уже имеет свое «я» и ему достаточно просто быть самим собой.— Он покачал головой.— Но в действительности он гонится за ролью, которую собирается играть до конца своей жизни, а это совсем другое дело.
«Я в себе всегда сомневалась, — подумала вдруг Бет, — но была убеждена, что это все из-за моих недостатков». Она с уважением взглянула на сенатора.
— И вот, — продолжал сенатор, — человек найдет роль, которая его устраивает, и выучит ее до последнего слова. И вот все в порядке. Роль убедительна. Вначале он способный молодой человек. После сорока — перспективный мужчина, уже успевший набить себе шишек. Потом ему пятьдесят, шестьдесят, и он многого достиг, но не того, чего хотел. Понимаете, что я имею в виду, Бент?
Губернатор грустно улыбнулся.
— Это недостижимо, — ответил он. — Всегда за вершиной встает новая вершина. И когда человек доберется до нее, все успевает измениться. — Он развел руками, как бы пытаясь подчеркнуть тщетность всего сущего. — То, что казалось издали таким ясным и сверкающим, вблизи — всего только дом, озаренный солнцем.
— И он задумывается, — продолжал сенатор, — когда же будет тот последний шаг, что приведет его к долгожданной цели, чтобы он мог отдохнуть, радоваться, сознавая, что боролся за справедливость, что хорошо делал свое дело, что заслужил свой отдых и свое место под солнцем, что жил правильно — пусть это «правильно» заключается в любой избитой фразе. — Он покачал головой. — Ответ — никогда.
Именно поэтому старцы из Вашингтона и любой другой столицы никогда не уходят на пенсию. Потому что все еще думают, что настанет момент, когда все будет сделано и они смогут спокойно отдохнуть. Этот момент не наступит никогда, но человек это поймет, только оказавшись перед… перед таким вот. — Он обвел рукой вокруг. — И вот он вдруг начинает задумываться, зачем он всю жизнь так горбатился, зачем гнался за чем-то несуществующим. Дон-Кихот, король Артур в поисках Грааля — все это суета сует!