Американский детектив
Шрифт:
— Возьмите.
Джейсон открыл глаза и увидел стакан коричневой жидкости у локтя.
— Это поможет, — мягко добавил Флэк, и Джейсон не возражал. Он не мог говорить. Он взял то, что принял за брэнди, и дрожащими руками поднес к губам, стараясь донести побольше до рта. Большая часть стекла по бороде.
Это было не брэнди. Жидкость оказалась практически безвкусной и не обжигающей. Поставив стакан, он опять схватился за живот, считая, что Флэк не будет против, если он применит КИ. Если КИ сработает. Он никогда не думал, что он потеряет уверенность в КИ. Но потом он утрачивал необходимую веру, когда оно требовало все больше времени, и однажды эта защита...
Боль
Как гигантский ластик, жидкость стерла пульсацию крови и боль спазмов, и когда странное тепло разлилось по телу, проникая всюду и сметая малейшую боль, Джейсон сел и осторожно вдохнул. Боли нет. Другой вдох. Наконец, глубокий, полной грудью. Ничего. Впервые за месяцы не было боли нигде. Даже постоянной тупой боли. Даже воспоминания. Ничего.
— Что за черт? — спросил он, поглаживая живот и не веря.
Флэк откинулся на спинку кресла и сказал:
— Анестезия. Химическая защита, называемая Эй-Си-Эс-39, достигающая мозга за секунду и снимающая всю боль. Не наркотик. Не затуманивает мозг. Нет побочных эффектов. И безопасна, как аспирин.
Гордость сверкала в темных глазах Флэка, и Джейсон мог только кивнуть. Средством можно было гордиться.
— Почему вы не взяли пилюли? — спросил Флэк, убирая бутылку со стаканом в ящик и вынимая из другого ящика папку. Он взял ручку и ждал ответа.
— Я в самом деле не знаю, — наконец сказал Джейсон. — Не считая, что я не люблю одурманивать себя наркотиками. Чувствую боль — значит, ещё живой. Кроме того, мне удавалось контролировать её без химии. До недавнего времени.
Флэк за ним записывал. Закончив, он поднял голову.
— Скажите, мистер Джейсон, почему вы пришли после решительного утверждения, что не нуждаетесь в нашем предложении? Как я помню, вы грозились являться мне после смерти.
Джейсон посмотрел в глаза Флэку и приятно удивился, что толстяк смотрел без обычной самоуверенности. Напротив, взгляд был твердым, и Джейсону Флэк нравился все больше и больше. И он решил говорить правду.
— Я не хочу умирать.
— Хорошо. — Флэк продолжал записывать. — Насколько не хотите?
Вопрос был задан, и Джейсон удивился, что не выпалил, что сделает все для сохранения жизни — включая убийство. Нет, он сказал, глядя на Флэка:
— Я не знаю, но я — здесь.
— Да, но это не обязательство. Насколько сильно вы желаете отсрочки?
Сначала Джейсон улыбнулся от облегчения. На самом деле он не был готов изменить стиль жизни, но он уже не боялся сказать:
— Я не знаю, насколько далеко я зайду.
— Вы убьете?
— Если жертва будет того заслуживать, возможно.
— А если вы не будете так считать?
— Тогда нет.
Джейсон не жалел, что сказал это. Ему было хорошо. Как тому атеисту, позвавшему священника и в последний момент пославшему слугу божьего к черту. Но восторг был недолгим и быстро сменился страхом, когда Флэк вернулся к записям, что-то мыча в густые усы, проверяя и спешно добавляя в записанное комментарии от себя. Затем он откинулся на спинку скрипучего кресла, скрестил руки на широкой груди и сказал:
— Прежде чем продолжить, позвольте рассказать вам об Институте Джона Анрина.
Для начала, Институт — исследовательский центр в конгломерате фирм, основанных гением Джона Анрина. Как вы помните, его талант и изобретательность подчинили молекулы его воле, а на его химических процессах и формулах базируются многие многомиллиардные отрасли. Джон Анрин создал сотни профессий, и целые города выросли вокруг его заводов. И все же он наиболее оклеветанный человек в современной истории.
Мало найдется учителей истории, права или экономики, которые не порицали бы его в то или иное время за философию созидательного эгоизма, которую он сделал антитезисом альтруизму. Он жил для себя, не предполагал и не требовал, чтобы другие жили для Джона Анрина. Он не был ни эксплуатируемым, ни эксплуататором. Джон Анрин жил ради одного: продолжать создавать продукты индустрии. Он только хотел, чтобы его оставили в покое и он мог бы изобретать, заодно улучшая этим положение человечества.
Но некоторые слои общества не оставили его. Во-первых, промышленники. Становясь богаче и могущественнее, они скупали местные правительства и целые части федеральной системы, а взамен финансовой поддержки сенаторы и конгрессмены, члены правительства и всякие разные бюрократы мчались им на помощь с деньгами всякий раз, как их дрянные делишки проваливались. Эти люди настаивали, чтобы Джон Анрин присоединился к ним, и когда он отказался, пытались любыми расследованиями государственных агентств устроить саботаж и свалить его.
Потом были общественные реформаторы, которые требовали от Джона Анрина отдать заработанное людям, имеющим меньше, и когда он отказался даже слушать их идиотские планы раздела богатства, они тоже прокляли его, и пытались вытянуть, что хотели, угрожая властями и социальными действиями.
Наконец, были бандиты, пытающиеся влезть в его дела путем угроз, шантажа и даже убийств.
Но хотя Джон Анрин и жил в мире молекул, химии и промышленной продукции, он осознавал, что на каждый заработанный им доллар приходилось десять человек, желающих забрать его любым путем. Он видел бедняков, убивающих для заработка, и богачей, подрывающих устои, чтобы выстроенный годами бизнес неожиданно перешел в другие руки. Новые хозяева никогда не работали, а только плели интриги.
И он понял, что нужно создать организацию, борющуюся с этими угрозами, этими кучками, которые требовали его деньги, его ум, его талант и время, как свою собственность. Эта организация — Институт Джона Анрина.
Наша организация не освобождена от налогов, что на самом деле лазейка для сверхбогатых. Институт был и остается деловой фирмой, а прибыль идет от продажи открытых нашими учеными научных секретов.
Но главная цель — защищать свободу индивида, сделать так, чтобы любой мог делать то, что хочет. Хочет ли индивид делать столько денег, сколько может, или презреть богатство и жить в пещере, питаясь ягодами, Институт поможет ему в борьбе за право делать то, что нравится. А это значит бороться с теориями коллективизма, поощряющими рабство обязательным самопожертвованием для "общего блага", пресечь попытки преступников контролировать рынки и людей.
Джейсон улыбнулся и спросил:
— Вы имеете в виду мафию?
— Больше, чем мафию, — ответил Флэк. — Это международное объединение, мистер Джейсон. Ассоциация преступников из Америки, Европы, Азии и любой точки на глобусе, где один человек может вымогать, красть или убивать, чтобы получить заработанное другим.
Видите, неважно, будет ли он страстным коллективистом, провозглашающим, что порабощенные, живя для других, в конце концов сделают всех свободными, или панком, вытрясающие из соседского уборщика десять долларов в неделю, здесь играет власть. Такая тактика основана на стремлении контролировать людей — заставить жить по своим правилам. И остановить любую критику, прежде чем она начнется, имея силу заглушить любые вздохи протеста.