Американский принц
Шрифт:
Мы слышим, как заводится двигатель автомобиля, затем второй, третий, и затем звук треска гравия и веток под шинами.
— Сколько человек осталось? Скольких ты видишь? — спрашиваю я Гарет.
— Один у входной двери, — отвечает она. — И, думаю, кто-то остался перед дверью комнаты миссис Колчестер.
Ву смотрит на меня.
— Два? Неужели, нам так повезло?
— Возможно, он думает, что периметр в достаточной безопасности… возможно, он думает, что мы не знаем об этом коттедже… — Я на секунду закрываю глаза, все обдумывая. — Я могу справиться с двумя мужчинами. Вы двое остаетесь
— Как и в старые времена, да? — говорит Ву, передавая мне пистолет. Прохладная тяжесть моей руке — и знакома, и непривычна, ее знал другой я, в другой жизни. И на мгновение, я задаюсь вопросом: неужели похищение и удерживание в плену Грир — это моя карма? Неужели я навсегда буду лишен счастья из-за всех тех ужасных вещей, которые совершил, из-за всех жизней, которые забрал во имя войны, свободы и верности.
— Прямо как в старые времена, — говорю я, пряча пистолет, а Ву передает мне винтовку. Я направляю ее на дверной замок и стреляю.
***
Я как можно тише «устраняю» первого человека у входной двери: применяю один удушающий захват и жду, пока он не обмякнет в моих руках. Я его не убил, хотя была часть меня, у которой руки чесались, как хотелось убить всех, кто принимал хоть какое-то участие в этом замысле причинения боли Грир. Я остановился, не потому что знал, что это неправильно, а потому что знал, что Эш бы этого не хотел. Нам не только было бы хуже, если бы нас поймали, но еще Эш ненавидел забирать жизни. Ужасно ненавидел.
А я ненавидел чувство, которое следовало за этим: вину, страдание после битвы; и у меня не было никакого желания снова испытывать эти чувства после стольких лет. Поэтому я просто придушил парня, а пока он был без сознания, связал стяжками, которые имел при себе для этой цели, и заткнул кляпом рот.
И теперь я выжидаю рядом с дверью в комнату Грир, когда подойдет второй человек… ближе… еще ближе… и вот я слышу его дыхание за углом, за которым я прячусь, и делаю с ним то, что сделал с первым. Меня так и подмывает направиться в комнату Грир после того, как я с ним закончил, но я заставляю себя быть более осмотрительным. Я обыскиваю другие этажи, другие комнаты и удостоверяюсь, что больше нигде не скрываются другие наемники.
— Дом чист, — говорю я Гарет и Ву через маленький микрофон, подключенный к динамику в моем ухе. — Оба охранника обезврежены. Я сейчас направляюсь за миссис Колчестер.
— Понял, — говорит Ву. — Мы с Гарет возвращаемся к воротам у входа во владения, чтобы обезвредить находящихся там охранников и отключить систему безопасности. Мы сообщим, когда будут какие-нибудь изменения или если Мелвас вернется, в противном случае мы будем ждать вас на обговоренном месте встречи недалеко от ограждения.
Я выключаю микрофон и возвращаюсь на второй этаж, в комнату, где находится Грир. И, когда я убираю засов и открываю дверь, замечаю, что мои руки трясутся. Трясутся, хотя чуть раньше, когда я держал винтовку и сражался с наемниками, они были под контролем.
Полагаю, это адреналин или облегчение. Наверное, это любовь.
Дверь
Она вздрагивает от яркого света, но ничего не говорит, и я вспоминаю, что ей вставили кляп. Вставили кляп и связали, серебристая клейкая лента никак не сочетается со всем этим красным шелком.
Не сочетается… но притягивает.
Мое сердце бьется сильнее. И в мгновение ока я делаю шаг вперед, готовый заговорить, готовый разрезать ее путы, готовый успокоить ее, удерживать в своих руках… готовый избавить ее от большей части этого кошмара… но, когда я подхожу, моя тень падает на ее тело.
И вот, наконец, глаза Грир с трепетом открываются, она смотрит на меня, и первая эмоция на ее лице — не приветствие или облегчение, а паника, и она так двигается, словно пытается отодвинуться подальше, практически трясясь от отчаяния. Она издает ужасный звук… плачет, но ее плач заглушает кляп. Я понимаю, что она не видит мое лицо, что я всего лишь мужской силуэт, подобравшийся к ней в темноте.
Я смотрю на Грир: она лежит на кровати, ее глаза серебристые, как клейкая лента на запястьях, широко раскрытые и испуганные, красный шелк покрывает ее тело, цепляется за каждый совершенный изгиб. Я смотрю на Грир: ее грудь вздымается от ужаса, ее обнаженное горло, все ее тело связано и уязвимо перед волей любого проходящего мимо мужчины.
Я смотрю на Грир: моя тень, покрывает ее кожу, словно печать собственности.
И то, что я чувствую, похоже на шок, похоже на касание батарейки на кончике языка. Металлический вкус наполняет мой рот, и тысяча ужасных, неописуемо жестоких мыслей заполняют мою голову. Мое сердце бьется со скоростью машинки для татуировок, мои зубы зудят, у основания позвоночника ощущаются тепловые импульсы, и, черт возьми, я его чувствую.
Его… желание. Желание овладеть. Причинить боль. Удерживать ее связанной и беспомощной.
Желание почувствовать, что ее тело, доступно для моего контроля, моего принуждения, моего проникновения и моего насилия. И от одной лишь мысли об этом, из-за возможностей, содержащихся в одном лишь открывающемся передо мной виде моей тени на ее теле… Я становлюсь твердым. Этот образ не дает мне покоя. Мой член с нетерпением жаждет этого, он истосковался по этому.
Что со мной происходит? Это — не настоящий я. Я давно признал, что я — не истинный доминант и не истинный сабмиссив… хотя я — мужчина, влюбленный и в доминанта, и в сабмиссив. Но я также позволял Эшу любить меня и брать надо мной верх его самому цельному, самому сильному «я», и то, были самые настоящие, самые лучшие моменты в моей жизни. Я также удерживал под собой тело Грир, когда она шептала мне, что она девственница, и я смаковал каждое дикое мгновение, пока ее трахал, смаковал кровь, ее стоны боли, и заставляющие извиваться ее тело оргазмы, которые я снова и снова выжимал из ее тела.