Американский принц
Шрифт:
Я действительно так думаю, сейчас это даже больше, чем в шестнадцать лет, — «все что угодно» — это такие весомые слова для женщины. Я видела ужасы «всего, что угодно», чувствовала их, и все же, в глубоких зеленых омутах моего мужа я заново открываю то, что всегда инстинктивно знала, когда дело касалось его. То, что с ним «все, что угодно» — это восхитительный прорыв дамбы, которую я хотела посетить девушкой, «все что угодно» — это царство вещей, приятных и пугающих, «все
Губы Эша подергиваются от моих слов — он помнит тот момент в библиотеке так же, как и я, — и его «маска господина» дрожит на мгновение, показывая усталого, но игривого мужчину под ним.
— И именно это делает тебя такой опасной, — бормочет он, и ладонью убирает волосы с моего потного лица.
— Я сейчас кончу, — шепчу я им с Эмбри.
— Хорошо, — говорит Эш, — в тот же момент Эмбри кусает мою шею в знак признательности. — Для кого ты кончаешь, Грир?
— Для вас, сэр, — говорю я, извиваясь под его другом.
— Хорошая девочка. Пусть Эмбри почувствует тебя. Он этого заслуживает, не так ли? После всего того, что он сделал, чтобы ты была в безопасности?
Я сейчас потеряла дар речи, и думаю, что, возможно, Эмбри тоже, потому что он стонет, когда Эш говорит:
— Вытащи его после того, как она кончит, Эмбри, пусть твой член будет твердым для меня, — Эмбри не протестует, издавая лишь один мучительный стон.
— Хороший мальчик. Ты заработал себе теплую киску после того, как так хорошо мне служил, не так ли? Некоторое время между ног моей жены. Там восхитительно, правда? Так хорошо получить то, что заслуживаешь.
Слова Эша звучат жестоко и унизительно, но в самом лучшем смысле, однако, еще лучше — видеть, как они влияют на Эмбри. Его толчки меняются — долгие и наполненные необходимостью — становятся грубыми и сильными, — его пальцы вжимаются мне в спину, зубы вонзаются в шею — настоящий самец. И когда я смотрю на лицо Эша, я знаю, что это специально — он знал, что его слова подействуют именно так, что эти идеи — идеи, прожигающие мысли Эмбри, когда он думает, что никто его не видит.
Но Эш видит. Поэтому, когда он шепчет: «Трахни ее сильнее, Эмбри, трахни ее так, как хотел все это время», я знаю, что он делает. Подпитывает, и дразнит голодную ревность между ними. Это разжигает вице-президента, разжигает меня, как бочка, падающая вниз с водопада, я внезапно перехожу от ожидания к бессвязному экстазу, дико сжимаясь вокруг члена Эмбри, хватая ртом воздух, а конвульсии вытесняют все мысли и знания из моего тела. Нет ничего, кроме глубокого природного освобождения, чистого гормонального удовольствия.
Эмбри повинуется Эшу и выходит, но я вижу по его сжатой челюсти и подтянутым яйцам, что он практически на грани. Он опускается на пятки. Затуманенный взгляд немного обостряется, когда Эш говорит:
— В дальнем ящике стола должна быть смазка. На обычном месте.
На обычном месте?
Мне любопытно, но потом я вспоминаю те месяцы между смертью Дженни и мной. Я дрожу от чистейшей похоти, когда задумываюсь, сколько раз мужчины передо мной трахались в этой постели — мысли об этом возбуждают, и в то же время наполняют знакомым чувством страха и опасения. Между ними так много всего было, столько любви, секса и горя, я чувствую себя помехой между ними. Словно я всегда буду по другую сторону
— Трахать вас обоих в моей постели — настоящий подарок, — говорит Эш, словно чувствуя, о чем я думаю. — Я никогда и представить себе не мог… — Он замолкает, а затем протягивает руку за тюбиком, который передает ему Эмбри, снова становясь холодным. — На живот, Грир. Держи голову так, чтобы Эмбри мог трахнуть твой рот, если захочет.
Эмбри хочет, поэтому он становится на колени рядом со мной, проталкиваясь мне в рот в тот момент, когда я готова. Эш кладет подушку под мои бедра и щиплет попку, а я верчу ею перед ним.
— Не проверяй меня, Грир, — предупреждает Эш. — Тебе же лучше, если я буду терпелив.
Но его голос и руки, начинают грубо и жадно двигаться по моих бедрам… терпение Эша рассыпалось, уничтоженное шансом трахнуть мою задницу. И он не теряет времени, и, как только я готова, скользит пальцем в плотный розовый бутон, растягивая по бокам, подготавливая меня к своей огромной эрекции. Он добавляет второй палец, и я издаю стон вокруг члена Эмбри, из-за которого тот хватается за изголовье кровати и за мои волосы, бормоча проклятия себе под нос.
— Дождаться не могу, чтобы трахнуть тебя сюда, — говорит Эш, и теперь его пальцы начинают толкаться в меня медленным, прокручивающим движением. — Мой маленький принц был первым мужчиной в тебе, но я стану первым мужчиной, который проникнет в твою попку, и даже сказать не могу, сколько раз я думал об этом. Как горячо там будет. Как туго. Как грязно.
Я отрываюсь от Эмбри и счастливо улыбаюсь Эшу через плечо, со словами:
— Да, прошу.
— Грязная девочка, — выдыхает Эш, сильнее работая пальцами, и посылая восторг наслаждения по моей коже. — Чертовски грязная девчонка.
А затем муж устраивается между моих ног, его пальцы оставляют меня, чтобы подготовить член. Я жду, что Эмбри продолжит трахать мой рот, особенно когда чувствую, как его рука обхватывает мой подбородок и снова поворачивает меня к себе лицом, но вместо его члена, я встречаю его губы, и он целует меня долгим, затяжным поцелуем.
— Я тебя люблю, — шепчет он мне в рот. — Я очень сильно тебя люблю.
Когда он отстраняется, я вглядываюсь в него. Думаю, я никогда его не пойму, даже если у меня будет миллион лет. Никогда не пойму, как он в считанные секунды переходит от эгоизма к бескорыстию или его непостоянство и удивительную способность как любви, так и к ревности. Ведь зачем нужно произносить эти слова сейчас, когда Эш вот-вот меня трахнет, зачем говорить их так, чтобы не слышал Эш?
Прежде чем мне удается получить ответы от этого почти безупречного аристократического лица, он говорит немного громче:
— Продолжай дышать, пока Эш входит в тебя, продолжай дышать и толкайся ему на встречу. Он хорошо тебя подготовил, но первый раз всё равно будет неприятно. Просто дыши.
Я киваю, а пальцы Эша скользят вверх по моей спине. Знаю, не глядя, — это не для того, чтобы меня поощрить или успокоить; он поглаживает мои бока и позвоночник, как покупатель, призовую лошадь, как коллекционер проводит рукой по капоту своего нового спортивного автомобиля. Это прикосновение владельца, собственническое, признающее, эгоистичное. На мгновение его рука останавливается на моей шее, и это — вполне ясное послание. Я — его игрушка, его зверушка, его жена. Он будет делать со мной все, что захочет.