Америкен бой

Рогоза Юрий

К самолету подогнали два автобуса и граждан СНГ стали утрамбовывать в один, чахлую же группку иност­ранцев усадили в другой, совершенно пустой. Все это Ника коробило, но не особенно. В конце концов, сам-то он ехал с комфортом.

За получением багажа стояла очередь в холодном, из алюминия собранном сарае, освещенном мертвенным светом люминисцентных ламп.

«Так я решу проблему гуманитарной помощи,» — быстро сообразил Ник. Его собственные вещи и подарки Сергею были у него с собой в сумке, которую он взял в ручную кладь.

Не задерживаясь, он миновал здание аэровокзала, которое в эти утренние часы произвело на него гнетущее впечатление. Повсюду спали люди. Даже на нечистом полу, подстелив газеты и обхватив руками свои баулы. Какие-то тетки с детьми, немытые мужики, женщины, задрапированные в платки, в шерстяных носках крупной вязки и домашних тапочках. Буфеты были не столько скудны, сколько обладали ассортиментом, отбивающим всякую мысль о еде.

Чай выдавали в бумажных стаканчиках, которые мо­ментально расклеивались от кипятка и текли. Ник хотел было выпить кофе, но, подойдя к стойке, немедленно отказался от этой крамольной мысли. Одна из соседок, оттуда, из Америки, как-то была в круизе по Средней Азии и давала, как старый путешественник, Нику советы, к которым он не прислушался. Она говорила, что в турис­тическом бюро им велели обзавестись провиантом на время всего путешествия и пресной водой. Ник тогда скептически отнесся к ее советам и, естественно, ничего с собой брать не стал. Он и сейчас не стал бы тащить на себе из Америки питьевую воду, но понял, что для аме­риканцев в этом был свой резон. Привыкшие к чистоте, они не смогли бы уяснить, как можно пить из вот этого тусклого граненого стакана, который только что ополос­нули в тазике с темной водой после вон того узбека?

В Нике возобладала не столько брезгливость, сколько неприхотливость натуры. Он спокойно решил потерпеть до гостиницы.

На стоянке такси была очередь, но тут из дверей аэровокзала выпорхнула невыспавшаяся девица с мятым лицом и табличкой «Интурист» на палочке, которой она вяло помахивала.

Ник направился к ней и, сочтя за лучшее не перехо­дить на родной язык, спросил по-английски, как бы ему попасть в гостиницу или, на худой конец, просто в город.

Девица при виде его не выказала ни радости, ни печали, а прошла к «Икарусу», который томился с вклю­ченным двигателем на стоянке для служебных машин.

— Поехали, дядь Миш,— скомандовала девица.

Ник с удивлением обнаружил, что в автобусе он один и попытался было сказать, что вместе с ним прилетела группа финнов и какая-то пара, кажется, из Германии. Но эта информация девицу совершенно не заинтересовала. Видимо, она предполагала доспать.

Дядя Миша послушно тронул свой четырехколесный лайнер и забороздил по раздолбанной дороге к городу, видневшемуся на горизонте в лучах восходящего солнца.

* * *

Город, уже проснувшийся, несколько удивил и озада­чил Ника. Он помнил, конечно, что в России и дороги плохи, и грязь кругом, и толпа уличная одета в немаркие цвета. Улыбаются реже, и не так напористо, как амери­канцы.

Но такой грязи, облезлости и запустения он не по­мнил. Муниципальные автобусы шли переполненные, и Ник невольно встречался глазами с зажатыми в толпе пассажирами, которые без всякого выражения глядели на хорошо одетого молодого американца, спокойно ехавше­го в полном одиночестве в шикарном (по здешним мер­кам) «Икарусе».

На тротуарах утренний ветер разгонял какую-то рва­ную грязь, забивая ее под груды пустых, осевших от дождей картонных ящиков из-под экзотических фруктов. Прохожие шли целеустремленно, старательно обходя лу­жи и переполненные помойки. И одеты были еще хуже, чем помнил Ник.

На остановках безысходно стояли печальные толпы. Все выше поднимавшееся солнце освещало безрадостные городские пейзажи.

Что Ник сразу отметил, так это обилие заграничных машин. Раньше такого не было. Но Бог ты мой, в каком они были состоянии! С фанерками вместо окон, помятые, ревущие отдолбанными от выбоин глушителями, исходя­щие черным дымом от горящего масла. И главное —за­ляпанные многодневной грязью и покрытые толстым слоем пыли. Они как сумасшедшие сновали по дороге среди каких-то чуть только не карьерных самосвалов, которые вообще невесть что делали в городе.

«Господи,— подумал Ник.— Грязь-то какая! И ни од­ного дворника. Странно как. Неужели я все забыл?»

Автобус наконец вырулил на центральную улицу, скрипя и переваливаясь, миновал надолбы трамвайных путей и плавно подрулил к гостинице «Центральная». Дверь отворилась, и Ник, невыспавшийся и удрученный только что увиденным, легко подхватив сумку, выскочил на еще покрытый утренним туманом асфальт.

— Спасибо —сказал он дяде Мише по-английски.

— Ступай уж,— ответил по-русски дядя Миша.— Бо­лезный. И чего они сюда едут? Будто медом им тут намазано...— философски продолжил он, ни к кому уже не обращаясь.

— Sоггу? — отыгрывая свою роль иностранца, спро­сил Ник.

Но дядя Миша уже закрывал перед его носом дверь, автобус уже трогался и плавно отчаливал от подъездной дорожки, проплывая своим грязным боком мимо.

Швейцар сразу признал в Нике иностранца и почтительно приоткрыл перед ним богато разукрашенную резьбой дверь:

— Добро пожаловать! Ресепшн во-он там,— и рука его плавно подалась в сторону, одновременно и указывая направление, и двусмысленно разворачиваясь ладошкой вверх. Ник предпочел не заметить второй части жеста и, коротко кивнув, направился к стойке администратора.

 Та довольно скучно прокомментировала, заполняя его бумаги, что номер его действителен до конца его пребы­вания в России, но в случае, если он соберется продлевать визу и задерживаться, об этом надо предуведомить администрацию гостиницы заранее; что в его номере посто­ронних после 23-х часов быть не должно, что если к нему кто-нибудь собирается зайти в гости, то надо сообщить имя и время ей, что ценных, вещей в номере держать не следует... и вообще никаких вещей.

Особенно Ника заинтересовала эскапада, в которой ему рекомендовали не открывать двери незнакомым, а особенно — техническим службам гостиницы — офици­антам, водопроводчикам и электрикам,— если они явятся без коридорной.

— У вас военное положение? — попробовал пошутить Ник, но администратор на шутку никак не отреагиро­вала, заметив, что участились случаи воровства личных вещей постояльцев, в связи с чем все лестницы, кроме центральной, вечером перекрываются.

Потом, естественно, возникла заминка с оплатой. Кредитные карточки тут не принимали, но Ник пред­видел, что так и будет, и потому еще в Нью-Йорке взял в банкомате довольно крупную сумму наличных, кото­рые и решили вопрос.

— Третий этаж, правое крыло,— и женщина протяну­ла ему ключ, цепью прикованный к груше красного дере­ва, на котором мутно сияла медная бляшка с номером комнаты.—Если будете уходить, ключ надо сдать мне.