Америкен бой

Рогоза Юрий

Краснов опрокинулся на стульчике навзничь и закаш­лялся кровью, а Близнец, хоть и ссадил себе кожу на костяшках пальцев, но почувствовал восхитительное об­легчение, какую-то даже радость, распиравшую его изнутри. И так ему стало приятно Краснова бить, что он подскочил и увлеченно отделал его ногами, норовя по­пасть по ненавистному личику. Однако личико свое про­дажный милиционер прятал, и приходилось вламывать ему то по ребрам, то по почкам...

Наконец Близнец запыхался:

— Связать и привесить,— велел он своим людям, кив­нув на. тушу в заляпаной форме.

Блатные с удовольствием выполнили приказапие. Ме­нтов, даже продажных, они ненавидели на каком-то неяс­ном, чуть ли не генетическом уровне.

Приказ «привесить» на самом деле означал для жертвы может быть и не скорый, но вполне определенный конец. Висящий человек Близнеца доводил до исступления. Он занимался своими делами, отдавал какие-то приказы, но нет-нет, да и подходил к обреченному, чтобы нанести ряд быстрых и сильных.ударов. Подвешивали за руки и жерт­ва прикрыться не могла, чем Близнеца особенно волнова­ла. Ему страшно нравилось чувствовать руками, как рвутся какие-то ткани, хрустят кости, видеть, как налива­ются мученической кровью глаза, текут из залепленного рта розовые слюни, а по ногам — несдерживаемая моча...

* * *

Железяка увидел Ника вдруг. Ничего не было, ни одна веточка не шелохнулась, но у тыльной стены складов вдруг возникла его все такая же гибкая фигурка Наступил момент, когда его следовало брать. Железяка хотел было нырнуть в заросли и поспешить к стене, но Ник его поразил.

Это было странно, как во сне. Он не останавливался ни на секунду, совершая все движения с какой-то обезья­ньей скоростью и грацией.

Лейтенант предполагал, что тот:остановится перед стеной, повременит, прислушается... Но тот, видимо, уже все решил и. рассчитал, пока: бесшумно наблюдал за территорией из своего укрытия.

Как кошка он скользнул вверх, исчез из поля зрения, но и на той стороне не затаился, а точно с такой же скоростью появился уже около зевавшего уголовника. Прелесть зрелища заключалась в том, что уголовник его видел, но не двигаясь, как загипнотизированный сидел до тех пор, пока Ник не приблизился и не стукнул его несильно. А потом подхватил тело и аккуратно положил под ящики, причем у того как-то так приметно безвольно болтались. голова и руки, что Железяка сразу понял: блатной уже бесповоротно мертв.

Над ним Ник задержался тоже только на мгновение: лейтенант видел, как он вытянул из его кармана пистолет.

«Господи, —вдруг понял Железяка, любуясь этой калиграфией движений.— Так он действительно один! Мало того, он ведь и без оружия сюда приехал, я же его нашел. И как при этом пластичен, мерзавец Словно по телевизору «В мире животных» смотришь! Как же его взять-то? Только у двери, когда глаза закроет, а то помочит всех... Да и то подобраться то будет не просто, благо, что меня он не видел. Во всяком случае, хотелось бы верить, что не видел. С такого станется, увидел, да и пошел себе по делам, а сам запомнил, что вот еще один в хвосте и кончить его надо, когда он приблизится, когда надо будет глаза закрыть, потому что сидел он тихо и, видимо, тоже просчитал, когда меня, киллера, брать надо, а я, киллер, тут как раз его и сниму...» Железяка немного заплутал, перемешав свои соб­ственные мысли с мыслями этого убийцы, который дей­ствовал на самом деле так, как Мухин и сам спланировал. Поэтому, хоть себе в том и не признаваясь, Железяка сейчас за него переживал.. Строго говоря, в данную мину­ту он был безоговорочно на стороне убийцы, как бы вселившись в него. Тот работал совершенно так, как сам Железяка работал бы эту работу. Только делал он это без всяких тормозов и без ленцы. Действовал так, как сам Железяка действовал бы несколько лет назад и на чужой территории. Сейчас в нем шевельнулась зависть: надо же, как гладко, как правильно, как логично! Сам-то разучил­ся, привык, что за спиной закон, поддержка, оперы, а этот только сам за себя, знает, что никто не прикроет. И цель видна. Ясная, прозрачная цель. И как он этих...

В то время, пока эти мысли крутились у Железяки в голове, Ник все так же, не замедляя своих движений ни на мгновение, каким-то странным танцующим аллюром приблизился к тем двоим у ворот и столь же легко и быстро снял их. Не было у него ножа. Он убивал уголовников голыми руками просто, как некоторые мо­гут махнуть стопку водки: раз, и нет. Было в нем что-то от прекрасного и ужасного дикого животного, не рассуж­дающего после принятия решения.

Железяка вдруг понял, что ему напоминает этот па­рень: ПТУРС. Эта управляемая ракета идет к своей цели, подчиняясь внешней воле и простота в управлении пред­полагает скорый исход. Тем, кто в танке, если запуск ПТУРСа был замечен, следует немедленно открывать огонь по той точке, откуда снаряд стартовал. Тогда есть слабая надежда, что наводчик при взрывах отвлечется, собьет траекторию, промахнется... В противном случае танку очевидный и скорый каюк. Только на этот раз никакого наводчика не было. Убийца сам был и снаряд и наводчик. И сбить его с толку было совсем не просто.

Лейтенант понимал, что как представитель закона он должен немедленно этого киллера арестовать. Потому что он уже совершил с десяток убийств, а это преследуется по закону так же, как и подделка государственных казначей­ских билетов. Мало того, вот сейчас, на его глазах, киллер продолжал их совершать с хладнокровием и увлеченностью нечеловеческими. Но Железяку завораживал сам процесс.

Так можно с замиранием сердца и внутренним сла­достным наслаждением наблюдать, как грузовик срыва­ется в пропасть или танк проходит сквозь череду глиня­ных хижинок. И ужасно, и страшно, и остановить невоз­можно. Движение слишком определено и обеспечено такой внутренней силой, что можно только любоваться этим процессом: кто кого? 

Паренек действовал так легко, так плавно…

«Вот же, мать твою,— думал Железяка, быстро спус­каясь вниз и скользя ногами в набравшей воды траве.— Просто балет! Майя Плисецкая, а не боец...»

Он опоздал не на много. Но, когда перемахнул забор, дверь за Ником уже захлопнулась и раздались выстрелы.

Много и беспорядочно. Но в этой бестолковости присут­ствовало жесткое стокатто. Железяка не видел, как Ник: завладел вторым пистолетом, но это очевидно стрелял он. Точно, быстро. Не торопясь, но и не медля. Ровная работа хорошо отрегулированного и мощного механизма.

Лейтенант приостановил себя во дворе. Пока шла такая перестрелка, ему и думать было нечего кого-то там брать. Снаружи выстрелы слышались глухо, как будто кто-то лупил по автомобильному колесу палкой.

Железяка пожалел, что с ним нет его помпового «ИЖа». Тот сейчас был бы кстати. Но краем глаза заме­тил, что рядом с трупом одного из блатных валяется ни много ни мало, а пулемет Калашникова. Красиво, конеч­но: вот он, стреляет, сзади волочится лента... Такое ору­жие вызывает уважение у оппонента. Но тяжелое и непо­воротливое. Хрен с ним. Ограничимся «ТТ», хоть и радо­сти от него мало. .

Железяка приблизился к двери и как раз в этот момент стокатто дало сбой. На мгновение восстановилась тишина. 

«Неужели кончили профессионала?» — с какой-то вне; запной тоской подумал Железяка и вдруг почувствовал, . что ему безумно жалко этого парня, киллера, такого красивого во время своих некрасивых похождений.

И тут во двор стали въезжать машины. — А ну брысь отсюда!— крикнул Железяка, махая в сторону машин пистолетом.— Пошли вон!..

Он пытался выгнать их, как выгоняют с поля гусей. Но ожидания не оправдались. Машины остановились, и из них полезли уголовники. Всех Железяка в лицо не знал, но одного приметил. Этого звали Гравер. А значит, приехали люди из соседней группировки.