Америкен бой

Рогоза Юрий

А ее, иллюзию то есть, надо было сохранить любой ценой. Люди его, итак частично разбежавшиеся, стара­лись не попадаться ему на глаза и приказания выполняли как бы нехотя. И такая ситуация прогрессировала.

На время спасли утренние хлопоты , но и они были связаны с очевидными, даже для неискушенного глаза, приготовлениями к обороне и паникой. Людям казалось, вполне справедливо, впрочем, что они попали в западню. Враг их вездесущ и невидим, А это очень трудно — бороться против врага, которого не можешь даже пред­ставить. Он от этого множится и оказывается как бы всюду.

Близнец краем уха слышал, как Жека тихо рассказы­вал бандитам в уголке все ту же историю, как раздела­лись с Младшим. И в его рассказе уже появилось что-то былинное, отчасти даже мистическое.

Старший делал вид, что не слышит, но каждая новая подробность тугой болью перекручивала внутренности, и ему стоило большого труда сдерживаться, чтобы не всадить в Жеку всю обойму.

Уже получалось, что Младший в бар ехать не хотел, словно предчувствовал что-то, но Старший настоял, и он поехал. И там был непривычно тих и молчалив, почти не пил... Это, разумеется, была художественная неправда.. Младший пил как обычно, и его телохранителям стоило большого труда не допустить какого-нибудь скандала и неразберихи, как правило с ним связанных. Такова была установка, и охрана четко просекала во все концы зала , наблюдая за посетителями и разрежая группу прости­туток, которую Маладший старался все время сделать побольше. 

Но сейчас это уже никого не волновало: Младший стремительно обретал черты героя из блатного фолькло­ра: ощущая близкую смерть, был он меланхоличен и как-то по-особенному добр с ним, с Жекой, уговаривал его выпить, просил за что-то простить. А потом велел всем собираться и готовиться к выходу, а сам, с уже совершен­но очевидной печатью смерти на лице, обреченно ушел в туалет, велел напоследок никому за ним не ходить. И когда он шел туда, прекрасное молодое лицо его вдруг осветилось изнутри решимостью сразиться с неведомым противником, пусть и без всякой надежды на успех...

Близнец не мог этого вынести. Он действительно ви­нил в смерти брата себя. Но, кроме того, без всяких иллюзий относился к его мелочным страстишкам, пьян­ству, глупости и подлости. А также к его широко извест­ной трусости. Никак он не мог себе представить смазливенькое личико брата с мелкими порочными чертами, одухотворенным перед сражением с неведомым врагом.

Но, как это ни странно, рассказ, долетавший до него урывками, чем-то ему нравился. Его братик выглядел в нем как невинно убиенный романтический разбойник, знакомый по мелодраматическим блатным песням. Если бы Жека был рассказчиком получше, он мог бы довести Старшего до слез.

Но расслабиться Старший позволить себе не мог. Тем более, что рассказ Жеки уже принимал несколько другую окраску. Тот начал наворачивать о том, как изворотлив и хитер враг, с которым им пришлось столкнуться. Скольких людей и настоящих бойцов он положил одной левой, с какой мистической легкостью проходили убийцы через все заслоны, проникая каждый раз в самые недо­ступные места.

Понижая для пущего эффекта голос, рассказывал Же­ка и о том, как около офиса Зелени охранники почти в упор расстреливали одного из убийц из автоматов, но тот только улыбался, когда пули врезались в его тело. . И непонятно было, то ли последует байка о каком-нибудь засекреченном пуленепробиваемом жилете, то ли о мистической неуязвимости мстителей.

За рамками рассказа оставалась причина происходя­щего, но уже по общему строю его было понятно, что главным виновником окажется рано или поздно Стар­ший: причем причина будет ужасна для неокрепшего сознания уголовников. Будет присутствовать либо ин­цест, либо осквернение святых могил, либо покушение на какой-нибудь мистический символ, который охраняют столь же мистические мстители, принадлежащие к та­инственному и ужасному Ордену. .

Мелькнул образ громадного глухонемого, который был у убийц на посылках. По новой версии Косой сумел взять его, но тот не раскололся и собственными руками, улучив момент, удавил шестерых человек, а потом, когда заметил подкрепление, бросился в пропасть...

Близнец понял, что имеется в виду безногий калека, который в рассказе обрел ноги, но потерял слух и речь.

Он пересилил себя и, грубо нарушая процесс драмати­зации и создания легенды, творимый на его глазах, при­крикнул на разомлевших блатных, которые слушали Жеку с восхищением, выраженным в широко распахнутых и полных залихватского ужаса глазах.

— Кончай базар! Кто там на посту?

Его не интересовало, кто там на самом деле на посту. Просто надо было прервать эта посиделки. Блатные, заметив его раздражение, моментально рассредоточи­лись по всему помещению, но уже через несколько минут зашушукались в другом углу. .

В мистику Близнец почти не верил. Но именно это «почти» и позволило ему пройти виньетку испуга до конца и вернуться к привычным методам! Даже если им на. роду и было написано столкнуться с мистическим, неуязвимым врагом, надо было не искать мистических же защитников, а продолжать сопротивляться так, как умеют. 

Он прикинул свои силы. Не зная количества убийц, трудно было что-нибудь понять; Но, судя по всему, его десяти людей будет недостаточно.

Размышления Близнеца прервал вернувшийся от Же­лезяки блатной. Его машина круто затормозила снаружи, и он вошел в помещение склада.

Еще при звуке взвизгнувших тормозов Близнец болез­ненно сжался и мельком подумал, выхватывая пистолет, что вот и началось. Все остальные блатные на складе тоже схватились за оружие и стали беспорядочно пря­таться кто куда.

— Вы чего, ребят? —удивился, застыв на пороге го­нец.— Не признали, что ли?

— Кто сторожит дорогу? — взвизгнул Близнец.— Сю­да его, суку!

Немедленно доставили золотушного переростка с ав­томатом, который, вытирая сопливый нос и тупо хлопая непривыкшими к темноте глазами, затравленно озирался:

— Чего? Чего? — монотонно и опасливо спрашивал он, вертя головой на тонкой шее.

— Тебе велели обо всех машинах докладывать? — сдерживая ярость, раздельно спросил Близнец.

— Ну,— неуверенно согласился переросток.— А чего?

— Почему не доложил? Проспал?

— Не спал я. Не. Не было машин, только наша. Такси еще к поселку прошло... 

— Почему не доложил, придурок? — взорвался Близ­нец, наотмашь врезая по неприятному тупому лицу.

Переросток послушно свалился на пол, явно чуть более картинно, чем того требовал звонкий, но не сли­шком сильный удар, и, уже лежа, опять затянул свое: