Аметистовые Грозы

Ильичев Владимир

Мммутант

Иногда я готовлю сейтан —и названия новым цветам,да такие, что сам не упомню,проще сотню сверхновых назвать…Иногда я оладьи пеку —и надежды, в их первом соку,и тогда (иногда) – не огромнанеудач копьеносная рать.Иногда я шинкую салат —равнодушно, как Понтий Пилат,иногда – как довольный ребеноки,

возможно (возможно), как ты…Вот. Примерно такие дела.Кулинарный талант я, мутантв поле супер-еды из картонок,где обычные вянут цветы.

Сумка

Что ты раскрылась, дорожная сумка?Некуда ехать. Я встал – чтобы лечь.Сумка, мы стёртые части рисунка.Там – щит и меч. Или щит. Или меч.Как тебе нравится эта диадас неким подобием смысла – в щите?Вот и меня на рисунке не надо.Техника чуждая. Краски не те.Можно поехать к родным и неблизким —чтобы услышать, что я дезертир.Можно к соратникам в области виски —если нарыть номера их квартир.Можно найти партизанских подружек,пару составов пустить под откос.Но… Буратино, бегущий от пушек —должен беречь от винтовок свой нос.Я проиграл все возможные войны.В мире – осталась одна буква «А».Те, кто за ней – хороши и спокойны.Пусть на корню задохнётся война.Раз неминуемо есть в алфавитеострая «М» и широкая «Щ» —буковку «А» пусть никто не обидит,пусть ей хватает щита и меча.Стой, где стоится, дорожная сумка.Стой, мы не едем. Ты лучше поспи.Я разделю с тобой сны недоумка.Там топоры – за любовь, за Нарспи.Как тебе нравится эта идеяс неким подобием смысла – в борьбе?Некуда ехать. Мне вспомнить бы – где я.Стой, сумка. Стой, как стоится тебе.

«Светилу не нужно ответных лучей…»

Светилу не нужно ответных лучей.Но, судя по тени – я разве ничей?У тени мой контур и – небо тепла,какой бы холодной она не была.Ночь ночи не просит, ни в дар, ни взаймы,но выйду я в ночь – и получится «мы»,никто не увидит меня под крылом,а мы будем рядом… тогда, и потом.Потом – это утро, потом – это день,озябшее небо, и тёплая тень,за вечером полночь… и тайна крыла,какой бы кромешной она не была.

Взгляд мечты

Если новости – хлам,если некуда жить,и мечты не болят,словно сам отболел —то со мной пополамделит яркую нитьтвой пронзительный взглядчерез фотоприцел.Ты смотри так всегда,ты смотри так на всех,ты смотри так на всё,ты смотри – и пронзай,и любая мечта —задрожит, заболев,заскулит, заснуёт…Доживёт до конца.

Н. а. с.

Я валяюсь. О, нет, не в грязи… На апрельском снегу!

И прикручен в моём рукаве к трём семёркам цигун.

Интересно, надолго ль?

«Я валяюсь» – ведь так говорят, если дико смешно.

Значит, мне с тобой дико смешно. Ты мне делаешь «…но».

Где-то книги над полкой

суетятся, как птицы, готовы лететь и спасать.

Но они – в переплётах и сами, чего им сказать,

на места возвращая?

Если дымное зеркало неба умеренно врёт —

мне твоя полагается ласка, а минимум – лёд.

Посылаю врача я…

Что поделать, никто не пришлёт. Всем спасибо, я сам.

Чудодейственна снежная грязь и приятна глазам.

Неприятна ладоням.

Из подъезда вдруг выпал сто лет незнакомый сосед,

не заметив меня – а меня и по факту здесь нет.

Но зато молодой я.

Если паспорт влиял бы на скорость моей седины —

все счета уже были бы к этому дню сведены.

Я не помню, где паспорт.

Я валяюсь. О, нет, не в грязи… На апрельском снегу!

И ползёт в рукаве по резьбе против часа цигун.

Продолжается сказка.

А

Продайте мне жилплощадь – без единого окна,

и можете забить снаружи дверь, когда войду,

Внутри оставьте бочку полугадкого вина —

мне нужно потреблятьблять хоть какую-то байду…

Из мебели не надо, кроме бочки, ничего,

Оставьте голый холод, заберите свой химпром.

Не надо электричества – без лампы ярче Бо

левы’е ощущения от стука под ребром.

Без лампы мне заглавней озорная буква А,

которая для вас – лишь алфавитный персонал.

Она же горизонт… Она же неба синева!

И я за ней рванул, и в синеву себя загнал.

В гробу мне тесновато и, опять же, не попить,

пошире бы метраж, но – без единого окна,

с одной дубовой дверью, чтобы вам закрыть-забить,

и с бочкой, полной бочкой полусладкого вина.

Нет буквы в алфавитной иерархии главней,

она печати ставит под «всегдА» и «никогдА».

Мне важно засыпать – метаясь, думая о ней,

когда совсем усну – переселяйте хоть куда.

***

Художник всю ночь не спит, разбивает о гамму спектр…

И так на пустом холсте появляется белый свет.

Художник весь белый день продолжает свой чёрный труд —

отличный от чёрных дел и, как правило, чёрных пут.

Художник – за гранью штор, в ареале трёхглавых лет.

На рыхлом зыбучем песке появляется новый след.

И можно пойти след-в-след, осторожно, как ходит тень.

Художник рисует снег – и одетых тепло детей.

Художник всегда один… В серой дымке трёх главных мечт.

Ты вправе найти его дом, и под кисть его лечь.

Он будет с тобою ласков, как с мокрым телёнком – мать…

Но у мастера нет молока и понятия «просто спать».

Художник всю ночь не спит, разбивает о гамму спектр…

И так на пустом холсте появляется белый свет.