Амфитрион

Одина Анна

Гиптов будто бы создали первыми: они любят говорить об этом и готовы продемонстрировать свои самые старые постройки, да только никто не проверял. Эфесты же (вообще-то не особо общительные) утверждают: когда люди первых поселений расширяли владения, никаких гиптских дворцов там не было. Ну как, в самом деле, миновать эти громадины?

Да не так уж и важно маргитам, кто был первым. Важно, что всем, приезжающим сюда, что-то нужно – что-то, что только в Камарге и можно найти, а больше нигде. Старые маргиты, конечно, ворчат: что это такое, человеческого лица на улице не увидишь? Но они всегда ворчат. Такая работа у стариков – ворчать, вспоминать старые дела, говорить, как раньше было

хорошо. Вообще же Камарг живет торговлей, обменом – он как гигантская поляна, где собираются все страждущие, все ищущие, как огромная воронка, в которую со всего света стекаются разнообразные люди со своими причудливыми запросами, интересами, безумиями. Камарг всем дает искомое, а тех, кто упорствует в нежелании принять его таким громогласным и пестрым, попросту переваривает и выплевывает кости.

Одним солнечным днем Учетный совет Камарга, как обычно, заседал в тайном зале библиотеки, разбирая книги. Далеко не все члены совета понимали цель этой благородной комиссии. У них хватало ума не высказывать сомнения вслух – книгочёты, как их с опаской называли на улицах, пользовались множеством привилегий, и не в последнюю очередь – возможностью получать нужные вещи без шума, унизительной торговли и душных очередей. Учетных в Камарге уважали и побаивались.

Теперешнего главу Совета звали Уго. Он был нелюдим, жил в башне, почти ни с кем не общался, и ничего толком о нем известно не было. Конечно, на рынке только и разговоров было о том, откуда он вообще явился, да кто он такой, и что, мол, Хьюго-Уго этот – вовсе не маргит, а древний колдун невесть какого рода-племени, да только всякий здравомыслящий человек знает: на рынке что ни говорят, все к тому, чтоб продать подороже.

Что ж, Уго сидел во главе стола и разбирал книги. Прочие тихо переговаривались, а он молчал, перелистывая фолианты – страницу за страницей, книгу за книгой. Наконец он заговорил, и все вздрогнули – так неожиданно прозвучал его голос:

– В наших книгах нигде нет упоминания об акведуке. Откуда он? Кто построил его?

– Акведук?.. – спросили его.

– Да, да, – нетерпеливо ответил глава совета. – О том, что ведет к Рэтлскару, острову на востоке.

– К Рэтлскару?.. – спросили его.

Уго вздохнул и больше не промолвил ни слова.

1. Меланхолия и князь Андрей

Il y avait toujours la guerre.

Merlin. Michel Rio[1]

Порой случается, что день не заладился вовсе. Как будто перечитываешь книгу, которую в детстве любил, и вдруг оказывается, что персонажи на самом деле ведут себя не с непринужденным изяществом, как привык думать, а криво, некрасиво и глупо.

Митя вздохнул и, перевернув страницу, зачем-то посмотрел через плечо в окно вагона. Там был все тот же унылый метротоннель, но Митя-то знал, что снаружи, на поверхности, стремительно набирала обороты московская ночь, с каждыми сутками жиревшая от приближения зимы, и это, на Митин взгляд, располагало к неспешным рефлексиям с уклоном в грусть.

– В самом деле, – пробормотал себе под нос наш герой, – что за времена года? Зима, зима, зима, потом немножко лета и опять зима. Когда зима, кажется, и уехал бы отсюда, особо не сожалея. На дворе двадцатый год третьего тысячелетия, а ничего не изменилось.

Побормотав немного, Митя устыдился слабости духа и вспомнил о работниках нефтяных приисков – или, как нынче говорят, месторождений – в Сибири. Только того и ждавший внутренний голос услужливо напомнил, как люди эти вахтовым методом, не жалея сил и здоровья, обеспечивают национальное богатство при температурах, и в лучшие-то времена не поднимающихся

выше минус двадцати, а обычно предпочитающих ласково колебаться вокруг минус сорока. И хотя Митя не имел отношения ни к каким приискам, соображения внутреннего голоса немного помогли ему утолить острую жалость к себе. «Есть страны, между прочим, – прибавил он мысленно для закрепления эффекта, – где средняя продолжительность жизни не превышает тридцати лет, люди не знают, что будут есть на завтрак и не придется ли отбивать его у какой-нибудь гориллы».

Митины проблемы были обыденного свойства: его уволили, и, как для любого уважающего себя человека, эта новость стала для него серьезным ударом. Дело было так. Придя утром на работу в редакцию журнала, который мы назовем, скажем, «Солдаты гламура», Митя увидел, что за его компьютером по-хозяйски расположился незнакомец, оснащенный непривлекательно-склочной наружностью. Быстренько сориентировавшись в офисном пространстве по сторонам света и удостоверившись, что стоит перед своим столом, Митя решил выяснить причину оккупации.

– Здравствуйте, – начал он вопросительно. – Знаете, это вообще-то мое место.

Не меняя положения тела, оккупант повернул голову к Мите – совершенно как сова – и сказал неожиданным скрипучим баритоном:

– Ой, не знаю. Не знаю. А вы думаете, я сюда сам сел?

Митя задумался. И правда, судя по неподвижности незнакомцева туловища, можно было предположить, что его закрепили в кресле специальными шурупами, оставив лишь голову болтаться на длинной шее.

– Хм, сложно сказать, – смущенно проговорил Митя. – Кто же вас сюда водрузил?

– А Юрий Львович, – с отталкивающей готовностью ответил субъект. – Он и посадил. Вы пойдите, узнайте у него: мало ли.

Сочтя на этом свою социальную функцию выполненной, привинченный джентльмен отмотал голову обратно и принялся тупенько тыкать пальцами в клавиатуру.

Сердце Митино скакнуло. Юрием Львовичем звали главного редактора. Был он апоплексического склада человеком, коротенького роста, невоздержанным, скорым на расправу, и сотрудники старались не общаться с ним больше необходимого минимума, что того вполне устраивало. Пройдя несколько роковых шагов, Митя аккуратно постучал в хищно приотворенную дверь главного кабинета.

– Что? – отозвался кабинет и повторил, громко и с готовностью нервно: – Что?!

Митя сглотнул и отворил дверь. Юрий Львович сидел перед компьютером и истово жал на клавиши, будто делая бедному компьютеру прямой массаж сердца.

– Здравствуйте, Юрий Львович, – начал Митя.

– А, Митя, – ответил главред таким тоном, будто сию секунду уже объяснил Мите все, что мог, да не единожды. – Да. У меня для тебя, как говорится, плохие новости.

– Я сяду? – спросил Митя не совсем впопад, предварительно похолодев.

– Да думаю, нет надобности, – сокрушенно покачал головой Юрий Львович, глядя куда-то в окрестности корзины для бумаг, где вместо добропорядочного офисного мусора почему-то эпатировала посетителей пустая бутылка из-под молдавского коньяка.

Тут Митя подумал про себя нечто, приличнее всего передаваемое словами: «Ах ты, сволочь краснолысая!» Казалось бы, тут же ему и уйти, но вместо этого он стал малодушно мяться на месте и ловить взгляд Юрия Львовича, дабы вызвать его на более откровенный разговор. Через пару секунд стало очевидно: попытки тщетны. Митя принялся таращиться вниз. На углу начальничьего стола, как будто отодвинутая подальше от бумаг, лежала странная карточка – слишком большая для визитной и слишком маленькая для поздравительной. Карточка тяжело отливала разными цветами, будто сделанная из бензина. Было на ней что-то витиевато выписано, что Митя не разобрал.