Амфора. Тайна древнего могильника
Шрифт:
– Согласна, – сказала Лара. – Это как раз то, что предотвратит все эти катастрофы с атомными станциями. Хватайся-ка за меня покрепче… Ай! Что это? – Глеб увидел, как расширились от ужаса ее зрачки: Лара смотрела на что-то, находившееся прямо за спиной Глеба.
Он оглянулся. Догадаться не стоило никакого труда.
– Все в порядке, Лара, – сказал он. – Это просто старина Гермон.
– Первый архонт Гермонассы, родом из Митиллены, остров Лесбос, – сказала по-гречески высокая худая фигура в довольно-таки новом чистом
– Я до смерти боюсь привидений! – взвизгнула Лара.
– Да? – удивился Глеб. – Вот уж не думал…
– А также мышей, лягушек… – прогудело привидение. – Как всякая человеческая жена, – Глеб понял тираду Гермона, удивившись, что курсовой зачет, который он спихнул когда-то левой ногой, оказывается, пошел ему на пользу.
– Еще я боюсь улиток, – добавила Лара по-гречески. – Но больше всего на свете я боюсь тебя и таких как ты. Я просто вся дрожу, когда спускаюсь во все эти колодцы, где обязательно должен быть призрак, чтобы Джинн чувствовал себя в безопасности.
– Ты о Зевсе, которого прячешь в кувшинах?
– Да как ты его ни назови: Зевс, Юпитер, Джинн – ничего от этого не изменится.
– Я предпочитаю говорить «Зевс». Так уважительнее.
– А вот моему другу, – Лара кивнула на Глеба, – больше понятно слово «Джинн». Кстати, я вот о чем хочу тебя спросить, Гермон… Видел ли ты в своем почтенном могильнике других людей?
– Сколько угодно! Здесь постоянно хоронят людей моего клана. Лет через полтораста склеп заполнится и тогда его замуруют насовсем.
– Я не об этом. Видел ли ты тут таких, как я? Или вот – как он? Которые приходили и уходили.
– Грабителей, что ли?
– Мы не грабители! – воскликнул Глеб по-русски и Гермон покачал головой, показывая, что не понимает его реплики. Затем указал средним пальцем на Глеба:
– Его видел только один раз, кроме нынешнего, а тебя, – он перевел руку, сменив из приличия указующий перст на мизинец, – вижу уже в четвертый раз.
– Как это может быть? Ни он, ни я никогда не были здесь раньше.
– Что значит раньше? Я говорю о позже. Для мертвых, каковым являюсь я, не существует времени.
– Вот как? Признаться, я удивлена. Ну да ладно. А человека с длинной, но редкой бородой ты сколько раз видел?
– Один раз. Он украл амфору, которую поставила сюда ты.
– Гермон! – встрял Глеб, и призрак обернулся, тускло блестя большими белыми газами. – Ты живешь вне времени. Но ты можешь его считать?
– Безусловно.
– Когда же это случилось? Когда человек с бородой взял амфору?
Гермон быстро произнес несколько слов, но в древнегреческих числительных Глеб был уж точно не силен. Он вопрошающе глянул на Лару.
– Я поняла, – кивнула она. – Это было восьмого сентября триста восемьдесят… В общем, не важно. Мы немедленно отправляемся туда.
Переход во времени похож на долгий упоительный танец. На этот раз, когда Лара шагнула к Глебу, чтобы слиться с ним в объятии, он прочитал в ее глазах многое: и желание, и знание того, что сейчас с ними произойдет, и радостное предвкушение этого. Объятие, которое длилось пусть и столетие с гаком, заняло все же минут пять. За это время любой нормальный мужчина сойдет с ума. Чтобы Хронос счел их за одно тело, им надо было слиться как можно крепче… Или не надо? Или это просто была такая игра, повод?
Они сцепились ладонями и ступнями, соединились коленями и бедрами, грудь девушки, увенчанная двумя твердыми точками, слилась с его грудью. Наконец, Глеб нашарил ее губы и овладел ее языком. Будто бы и это необходимо для Хроноса.
Она знала, что он знает, что она знает… Оба прекрасно понимают, что делают совершенно лишнее. Все вокруг было погружено в колышущую мглу. Когда она успокоилась, приняв форму стен склепа, Глеб и Лара отскочили друг от друга, как ошпаренные. Лара быстро вытерла губы ладонью.
– Я, кажется, поняла, почему ошиблась с переходом в первый раз, – сказала она деловым тоном, но тяжело и хрипло дыша.
– Я тоже, – сказал Глеб, также тяжело дыша.
Все было очень просто, и масса переносимого во времени объекта была тут не при чем. В объятиях мужчины Ларе не удалось сконцентрировать волю. На сей раз она учла этот фактор, и они попали туда, куда надо, с точностью до минуты.
Амфора стояла на месте. Правда, чтобы до нее добраться, да и вообще, начать движение, им пришлось вытащить ноги из песка, который теперь покрывал пол склепа сантиметров на сорок.
Кости Гермона теперь лежали где-то внизу, под этим песком, скифская баба стояла в песке по пояс. Торопиться было уже некуда, и Глеб вернулся к вопросу, который мучил его уже около часа, если считать по абсолютному времени, и сколько-то там тысячелетий – по мировому. Он резко дернул фонарем и плеснул свет прямо в лицо девушке.
– Почему ты не сказала мне раньше правду о Джинне и Зонгаре?
– Правду – о чем?
– О том, что Джинн – это и есть Зонгар?
Лара покрутила пальцем у лба.
– Ты хоть соображаешь, о чем говоришь? Зонгар – это Зонгар, а Джинн – это Джинн.
– Да они же похожи как две капли воды, как два брата-близнеца… Гм!
Удивительная мысль пришла Глебу в голову:
– Послушай, Лара! Только ответь на сей раз честно. Зонгар и Джинн – братья?
Лара молчала.
– Один из них – сын другого?
Девушка рассмеялась:
– А вот сам догадайся, кто из них чей сын!
– Тут и догадаться нечего! – в свою очередь рассмеялся Глеб. – Джинн – отец Зонгара. Зонгар держит отца в разных кувшинах, постоянно прячет от тебя… Что-то в этом не то, а? Не пора ли сказать правду: в чем смысл всей этой тысячелетней игры?