Амнезия "Спес"
Шрифт:
— Ну, и зачем нам это надо? К тому же, если кролы здесь есть, то на них и другие охотники где-то поблизости имеются. И я говорю не только о наших, но и о местных, зубастых. По мне так, наоборот, надо настороже быть!
Стояк выслушал его, покивал, но в этот раз обратился и к хранам:
— А вы парни, что скажете?
Я так понял, что если дело не касалось поиска, то охранники тоже имели право голоса при его обсуждении.
— Я — за, — подал голос тот солдат, что был постарше.
— Я, как Бат — голосую за охоту, — согласился и младший хран,
— Настороже мы и так должны быть, чей по диким территориям уже идем, а консервов наедимся еще за предстоящую неделю, которую ты запланировал для рейда.
— Примерно, может и больше, — поднял палец вверх Стояк, — буду смотреть, как дело пойдет.
— Вот именно, — кивнул на это старший хран.
— Ну, все, решили! — подвел итог разговору командир. — Значит так, фары вырубить, гляделки надеть… да и респираторы тоже. Мало ли что, гнезда порхаток в гляделках почти не видны, можем не успеть надеть их, когда уже трутни на нас посыпятся.
Все принялись вздевать на себя намордники и окуляры.
В тот момент, когда потух весь свет, лично я успел приладить только респиратор, а вот гляделки спустить со лба, еще нет. Впрочем, темень пока не была полной — далекая дыра выхода в первое помещение фермы, где горело дежурное освещение, света немного давала.
Хотя… похоже, что недостаточно! Когда совсем рядом, буквально прямо против нас — на той стороне потока, раздалось громкое: "- Кхе-хе-хе-ха-а!" и покатилось по пещере в разные стороны трубным ревом, я аж подскочил. Вперив с перепугу взгляд в то место, где, по всей видимости, и находился источник звука, я узрел лишь два слабо светящихся и как-то странно шевелящихся глаза.
Дернувшись во второй раз, я налетел на стоявшего рядом со мной Паленого, но вместо поддержки и команды: «К оружию», на свой испуг получил дружный грохот всеобщего ржача.
Тут кто-то, кто стоял сзади меня, то ли сам мой наставник, то ли командир, включил нарукавный фонарик и направил его луч на то существо, которое издало страшный звук.
Луч, пошарив по противоположному берегу в траве, выхватил нечто совсем уж странное: бурое пупырчатое тело, размером с мяч, при нем лапы, согнутые в суставах выше «головы», и которых было… явно больше четырех. Ну, и те два, замеченных мною странных глаза, которые не фосфоресцировали сейчас, а, пытаясь увернуться от направленного света, изворачивались на стебельках под разными углами.
Рассмотреть внимательней эту гадость я не успел, уродище, издав очередное раскатистое «Кхе-хе-хе-ха-а!», взвилось высоко вверх прямо с места и шлепнулось в воду, обдав нас фонтаном брызг.
Я, не отрываясь, пялился на противное нечто, которое теперь спряталось от нас, выставив над поверхностью лишь свои шевелящиеся глаза. Мужики тем временем постепенно угомонились и Стояк сказал:
— Это жабец, самая, наверное, безобидная тварь из тех, что тут водятся… если, конечно, не трогать ее руками. Ядовитая настолько, что ее почти никто не жрет, даже из местных хищников. А вот икру их…
— Чего?! —
— …яйца в кладке, — уточнил Стояк, — жрут все, потому, наверное, и не расплодились сильно.
— Что-то я не помню, чтоб нам про такое рассказывали в школе…
— Ну, я ж говорю, это не та тварь, на которую следует время тратить.
— А воду в реке она не отравляет? — заинтересовался я, все еще наблюдая, как шевелятся уже в темноте два бледно светящихся шарика над водой.
— Они выпускают ядовитую слизь, только когда их хватают. Да и потом, вода-то проточная… — ответил мне уже Паленый, и добавил строго, — давай, надевай гляделки и поехали.
Я спустил со лба окуляры на положенное им место… и опять замер, теперь уже не от страха, а заворожено.
Пещера вокруг преобразилась.
Трава стала одного зеленовато-серого цвета, но вот бугристость ее пучков теперь была более выражена, и за счет этого как-то четче проявился и весь рельеф пещеры. Обозначились и небольшие оползни вдоль стен, и глубокие промывы по дну. И уж точно каждая нора и дырка на поверхности выделились с особой определенностью.
И как-то сразу стало заметно, что пустой вроде тоннель просто кишит живностью!
Вон, сотни желтеньких точек суетятся, сливаясь в пятна и рассыпаясь искрами, вокруг мелких черных трещин.
Вон из одной дыры, той, что размером с кулак, в другую — такую же, скользнул мягко светящийся желтизной червяк.
А вон… чуть не за самой спиной Пердуна трава зашевелилась, сквозь нее посыпался щебень и, во вновь образовавшееся отверстие, высунулась заостренная безглазая голова.
Парень видно услышал что-то, ойкнул, резко обернулся и, выхватив фаербласт, наставил его на морду.
— Это крот, не трожь животину, — тут же одернул его Стояк и положил руку на пушку, опуская ее стволом вниз.
— А может… — чем-то попытался озадачиться Пердун.
— Не может! — отрезал командир. — Сожрать его невозможно, жесткий очень. А вспышкой огня ты сейчас распугаешь всех кролов на десять километров вперед.
Крот тем временем высунул из норы всю голову и, раздвинув на вытянутом носу жесткие пластины, потешно зашевелил большими ноздрями. Принюхался, почуял нас наконец и сдал назад, скрывшись в темноте своего хода.
— Он что, еще и глухой? — удивился я, потому что стояли мы не так далеко от дыры и голосов своих при разговоре не понижали, а тот действовал обстоятельно и спешить даже и не думал.
— Вам в школе и про них, что ли не говорили? — удивился Паленый. — Чему вас там вообще сейчас учат-то?
— Да, он и глухой, и слепой, но настолько бронированный, что его никто кроме щеров распотрошить даже не пытается, — ответил мне Стояк, видно желая прикрыть на корню заводимые с такого долгого подъезда объяснения моего наставника. — Так, мы с Прыщавым идем по той стороне. Ты, Паленый, за руль сажай Хвоста — у него в правах довольно высокая категория отмечена, так что, думаю, справится. Пердун, поедешь последним. У вас парни, кто в загонщиках пойдет? — спросил он у солдат.