Амнезия творца

Литэм Джонатан

Мун помахал ладонью перед лицом – хотел разогнать туман. Никакого толку.

– Но если так… то мир никогда не удастся починить.

Один пожал плечами, другой сказал:

– Возможно, ты прав. Мун опустил руку:

– Почему вы увели мою дочь? Что я сделал не так?

– Мун, ты нам принес проблему. Сегодня ночью произошло нечто очень странное. Здорово взбудоражило людей. И никто не понимает, что это значит, и никто не догадывается, почему это произошло. И тут являешься ты с девчонкой и под незарегистрированным именем. По мне, дело тут нечисто. А ты как считаешь? Все это настораживает.

Наталкивает на мысли о связи с ночным происшествием. Если ты сейчас начнешь отвечать на вопросы, мы, возможно, придем к выводу, что все это – не более чем совпадение. И всем станет легче. Ты будешь виноват лишь в том, что пришел сюда в неподходящее время. Мы принесем извинения. Но пока мы ни в чем не уверены, давай считать тебя нашей новой проблемой. Ее вестником.

За спиной у Муна постучали в дверь.

– Войдите, – произнес один из его собеседников.

Дверь отворилась, третий человек в сером костюме вкатил инвалидную коляску. В ней уютно полусидела-полулежала старая женщина. Во всяком случае, Мун принял ее за женщину. Под пледом виднелись джинсы и теннисные туфли. Из подвернутых обшлагов торчали тонюсенькие, как хворостины, запястья. Большая голова, повернутая вбок, опиралась на высокую спинку кресла. Седые волосы были очень коротко подстрижены, лицо – сплошь в морщинах.. Когда она заговорила, Мун окончательно убедился, что перед ним женщина.

– Это вы – Мун? – спросила она. Он кивнул.

– Я только что разговаривала с вашей девочкой. Как ее зовут?

– Линда.

– Да, Линда. Весьма необычный ребенок. Что ж, мистер Мун, я очень рада, что вы ее к нам привели. Очень необычный ребенок. Вы знаете, что в ней необычно?

– Что вы имеете в виду?

– У Линды есть весьма специфическая черта, я просто интересуюсь, известно ли вам о ней.

– Не знаю…

– Линда вся покрыта шерстью, мистер Мун. Вам не кажется, что это весьма необычно?

– Кажется, – тихо ответил Мун. Он и сам не понимал, отчего ни разу не обмолвился о ее шерсти… нет, о волосах. Он предпочитал называть это – даже в мыслях – волосами и не знал, поправила бы его Линда, если б услышала. Он решил, что не стала бы.

– Почему? – спросила женщина. – Почему она такая?

– Такой родилась, – ответил Мун.

– Понятно, – сказала старуха. – Мистер Мун, если не трудно, скажите, что вам сегодня ночью снилось.

– Мы уже спрашивали, – уныло произнес один из мужчин. – Он не помнит.

– Позвольте, мистер Мун, я расскажу, что снилось мне. Впервые после катастрофы – не зелень. Я была в пустыне, и со мной – маленькая девочка, вроде вашей дочери. Вся в шерсти. Мы подошли к мужчине, который восседал в огромном деревянном кресле, как на самодельном троне. Мужчина был огромный, жирный, на лице – ужасная гримаса вожделения. Он ел с ножа собачьи консервы. Я еще ни разу в жизни не встречала этого человека, мистер Мун. И никто из этих джентльменов, – указала она на людей в сером, – с ним не знаком, но и они увидели его во сне. Как и все, с кем я сегодня разговаривала. Кроме вас. Но вы поступили гораздо интереснее, чем если бы просто увидели во сне этого человека или девочку. Вы привезли ее сюда. И это, на мой взгляд, весьма и весьма необычно.

Увидев на лице старухи неподдельное

удовольствие, растерянный Мун подумал, что она хочет спасти его от недобрых, циничных людей в сером. Но его улыбка осталась без ответа. Он вмиг упал духом, как будто расположение этой женщины было важнее всего на свете, а он не сумел его завоевать.

– Известно ли вам мое имя? – спросила она.

– Нет.

– Странно. Неужели вам не знаком мой голос?

– Голос? Хм… нет.

Она опустила сморщенные кисти на колеса и подъехала к Муну. Он не успел заслониться – старуха протянула руку и шлепнула его по губам. Он отдернул голову и вскинул руки, но старуха уже отстранилась.

– Кто вы? – сверкнула она глазами.

– Мун, – повторил он, хотя уже слегка сомневался в этом.

– Мун, кем бы вы ни были на самом деле, я хочу, чтобы вы кое-что поняли: снами здесь ведаю я. Кто тот, жирный?

– Келлог, – ответил Мун. Не ведая, откуда взялось это имя. Оно просто сидело в голове, ждало своего часа. Если уж на то пошло, у Муна бродило в мозгу смутное подозрение, что Келлог, кем бы он ни был, в ответе за все происходящее.

– Это Келлог вас прислал?

– Нет, что вы. Я сам пришел. У меня дочка…

– Вы хотите, чтобы ее приняли в нашу школу.

– Да, – подтвердил он, чуть не плача.

– Где Келлог?

– В… другом месте. Вы не понимаете…

– А при чем тут девочка? Мне ее приход кажется символичным. А вы что скажете?

– Нет, она ни при чем.

– А Келлог, стало быть, в другом месте. В пустыне?

– Не знаю. – Мун до предела вымотался под шквалом вопросов. – Он же не мне приснился, а вам. – Произнеся эти слова, он вдруг вспомнил свой последний сон. Домик на берегу озера, деревья. Но это было бесполезно, не имело ничего общего с тем, что ее интересовало. Он выбросил из головы никчемные воспоминания.

– Значит, если я захочу передать через вас послание Келлогу, то услышу, что вы не знаете, как до него добраться? – Вновь сверкнули зеленые глаза старухи, но губы ее дрожали.

– Да.

– Я не хочу, чтобы он снова мне приснился, – с угрозой произнесла она. – Понятно?

– Я за ваши сны не отвечаю. Верните дочь и отпустите нас.

– Может быть, мы так и сделаем. – Старуха повернулась вместе с креслом к двери, и Мун явственно, почти физически ощутил, как переключается ее внимание. В голосе появилась растерянность, мысли теперь блуждали неведомо где. Человек в сером подошел и взялся за подлокотники кресла.

– Но не сейчас, – сказала она.

Ему принесли воды и бутербродов, сводили в ванную. Затем убрали поднос и поставили койку, отчего комната уподобилась тюремной камере. Когда вышел последний человек в сером, он встал и попробовал отворить дверь. Она оказалась на запоре. Он вернулся в койку и долго лежал, невидяще глядя в зеленый туман, что заполнял комнату.

Он уже вспомнил, что его зовут Хаосом. Но еще он знал, с убежденностью, которую показал на допросе, что его фамилия – Мун. Он улавливал в себе отчетливый привкус двух жизней. Оба набора воспоминаний, казалось, отступили в некую далекую точку. Вместе со смутными представлениями о жизни до катастрофы и сном о доме у озера.