Амнезия творца
Шрифт:
– Они даже дерутся, – пояснил Дэйв.
– Это как приключения, – продолжал Рэй. – Потому что плохие ребята не хотят отдавать свои дома. Потому что там, где правительственные звезды живут, – там и взаправду здорово.
– Правительственные звезды? – спросил Хаос.
– Вроде кинозвезд, – сказала Иди. – Но не настоящие. В смысле, они не из правительства…
– Как Йан, – сказал Рэй.
– Да, как Йан. Они и в самом деле сегодня переезжают, но все остальное, все эти драки и романы, – выдумка.
– Но иногда они взаправду влюбляются, – возразил Рэй.
– Что значит – выдумка? –
– Понарошку, – ответил Рэй.
– Это как бы телеигра, – добавил Дэйв.
– И Кули в ней участвует? – спросил Хаос.
– Он из мелких звезд, – саркастически произнесла Иди. – Из самых мелких.
– Иногда он помогает президенту Кентману, – заметил Дэйв.
– Во! – Рэй показал пальцем. Началось представление. Президент Кентман и его очаровательная новая подружка или секретарша изучали роскошный интерьер нового жилища.
– Мама влюблена в президента Кентмана, – сказал Рэй.
– Ну да? – Мелинда изумленно поглядела на Иди.
Иди рассмеялась:
– Конечно, нет.
Рэй пропустил ее возражение мимо ушей.
– И все взрослые тети, – хмуро продолжал он, глядя на Мелинду. – Может, и ты в него втюришься, когда вырастешь. Или в того, кто тогда президентом будет.
– Я уже выросла, – сказала Мелинда.
– Ну и что?
– И мне кажется, он козел.
Хаос сосредоточенно смотрел на экран, не слушая Мелинду, Рэя и Дэйва. Иди вдруг застыдилась: идиотская ведь передача, особенно – на взгляд свежего зрителя.
– Это все чушь, – сказала она. – Но больше ничего не показывают, вот мы и смотрим. Все эти правительственные шоу – только про то, какие там, наверху, все талантливые, богатые, счастливые и все такое. А на самом деле никаких талантов у них нет, одно везение. А мы их боготворить обязаны!
– Мам, но тебе ведь эта игра нравится! – напомнил Рэй.
Хаос ничего не сказал, только сел на диван рядом с Дэйвом и уставился на экран. Иди опустилась в кресло позади него. В душе проснулась досада, но в чем тут дело, она не понимала. Может, в том, что она – серая мышка в сравнении с теледивами?
Звезды разыгрывали День Переезда, и по мере неторопливого развития запутанного сюжета она чувствовала, что ее затягивает. Вопреки ее желанию. Не знала она, где тут правда, а где – вымысел, вот в чем причина. Видимо, и правительственные чиновники обязаны переезжать. Все должны переезжать. И ясно дело, у шишек прекрасные дома. Но неужели все остальное, все эти потасовки и празднование побед – ложь? В этом она не была уверена. И Кули не ответит, если спросить. Спасибо и на том, что его нет в этом эпизоде. По крайней мере пока. «Глаза бы мои на него не глядели!"
– Ну так вот, – объяснял Рэй. – Если повезет, ты устроишься в правительство, а потом переедешь в такой вот дом. А маме всегда какие-то магазины дурацкие достаются.
Мелинда, слушая вполуха, рассеянно кивала.
– Но ее и на телестанцию один раз брали, – с надеждой произнес Дэйв.
– Ага, когда папа с нами жил, – уточнил Рэй. – А когда ушел, маму назвали невезучей. Ей даже на мусоровозе пришлось поработать.
– Они ошибались. – Иди надеялась, что Хаос слушает ее, а не телевизор. Со своего кресла она не видела его лица. – Мое невезение – Джеральд, так мне, во всяком случае, кажется. У него мозги набекрень. Слышал, что Кули сказал? Он сейчас в лифте живет. Да ты не подумай чего, он безобидный, я к нему мальчишек привожу на выходные. Не настоящий псих. Но я с ним больше жить не могу. Он просто… безнадежен. Вообще-то все тесты на самом деле определяют только твою восприимчивость к невезению, мне так кажется. Что-то вроде присутствия в крови антител. Вовсе не значит, что от этого зависит вся жизнь. Моя и не зависела, я справлялась. А вызовы в суд – просто грубая система регулировки. На самом деле они ничего не значат. Ну заметил твой сосед, как ты чуть замешкался с переездом или переходом на другую работу, и что с того? Разве порядочно – портить человеку репутацию из-за таких пустяков? Никто не застрахован от ошибок.
Она наклонилась вперед. Рэй и Дэйв ее не слушали, смотрели телевизор. Хаос и Мелинда как сидели, так и уснули. На глазах у Иди голова Мелинды запрокинулась, рот открылся – и тут она вздрогнула и выпрямилась. Конечно, вымотались, вот и сморил сон. Хаос не слышал болтовни Иди. Ну и ладно.
После телеигры мальчики ушли из дома – разведать окрестности. Хаос и Мелинда спали на диване. Иди перешла в кухню – смотреть в окно, как садится солнце. Между кирпичными оградами и стенами заводских корпусов тянулась запущенная, уродливая улица, но Иди была рада, что хоть раз выбралась из городских кварталов, уехала подальше от людей. Два дня можно не бояться, что ей выпишут билет.
Когда вернулись Рэй и Дэйв, она накормила их и отвела наверх, в подготовленную спальню. Они тоже устали – и от беготни, и от волнующей встречи со странными гостями. В их новой комнате висел плакат с медведем, Дэйв сказал, что будет его бояться. Иди сняла плакат и убрала в шкаф.
Когда она снова спустилась в гостиную, Мелинда уже встала и искала ванную. Иди отвела ее наверх и помогла сменить тампон. Полусонная девочка не разговаривала и, едва Иди уложила ее на двуспальную кровать, уснула.
Иди спустилась по лестнице и разбудила Хаоса.
– Супу хочешь? – спросила она.
Он кивнул.
Она принесла в гостиную тарелку супа, потом уселась на противоположный край дивана и смотрела, как он ест.
– Ты откуда? – спросила она, помолчав.
– Ну… Вообще-то, думаю, отсюда, из Калифорнии. Но жил в Вайоминге. Трудно вспомнить.
Она поспешила кивнуть. Она знала, что он имеет в виду.
– Значит, ты здесь из-за этого? Чтобы выяснить?
– Может быть. Но прежде всего надо было убраться…
– Убраться?
– Да городишко тот – сущее болото.
– А что, в других местах – по-другому? – Иди чувствовала, что ему не по себе от ее расспросов, но ничего не могла поделать с разыгравшимся любопытством.
Он пристально посмотрел ей в глаза:
– Да. Совсем по-другому.
– Я подозревала. – На самом деле она вовсе не была в этом уверена. – Но тут… все, что ты видишь и слышишь, внушает, будто везде одно и то же. Если и не веришь, вспомнить-то трудно.
– Понимаю.
– И не важно, что ты при этом думаешь. Понимаешь? Я к тому, что это – моя жизнь. Приходится терпеть.