Amore mio Юля Котова

Устинова Юлия

— Stronzo, — выдохнула в ответ, ощутив, что он вошёл в меня полностью.

— Bella stronza, — сказал Бредин осипшим голосом.

И, протиснув руку, коснулся меня между ног, поглаживая самое чувствительное место.

— Ох… чёрт возьми, — простонала я, упираясь ладонью в его грудь, — мне кажется, ты уже овладел уровнем Pre-Inter-medi-о-о.

Я приподнялась и, подавшись вперёд, коснулась сосками щетинистой кожи его лица, намекая на то, чтобы парень не оставлял мою грудь надолго без внимания.

— Этого явно недостаточно… Пожалуйста, Юля, только не останавливайся.

Насладившись

тем, как язык Бредина играл с моими сосками, я откинулась и оперлась на вытянутую руку, сжимая простынь в кулак, ощущая приближение оргазма. Но тут заиграла мелодия моего мобильного. Это был первый случай на моей памяти, когда я не хотела слушать Джареда Лето. Судорожно схватив телефон, не глядя я провела пальцем по экрану и откинула его.

— Эй, Котова?! Ты там где?! — послышался из динамика голос Тихомировой. — Что это? Потолок? Ты там спишь, что ли?!

Вероятно, в пылу возбуждения вместо того, чтобы отклонить вызов, я его приняла. Соображая, что делать, я замерла, сидя на парне, в растерянности уставившись на него. Тот не стал тормозить, и, откашлявшись, схватил телефон.

— Привет, Наташ, она… немного занята, — Бредин беззаботно смотрел в камеру, хотя его грудь все ещё бешено вздымалась, а я еле удерживалась от истеричного смеха.

— О-о-о, Ромка! Привет, коль не шутишь! Ты чего такой красный? Ты там что голый?! — с подозрением в голосе спросила Натахин.

— Аммм… ну… скорее, да, чем нет, — ответил Бредин и уставился на меня.

Я покрутила пальцем у виска, намекая на то, чтобы он не палил контору, но Тихомирову было не так-то просто смутить или заставить соскочить с интересной ей темы.

— Ды иди ты?! — догадавшись, что к чему, она едва не взвизгнула от восторга. — То есть… вы там… что? — но на всякий случай решила уточнить. Бредин загадочно улыбался, а я провела ладонью по лицу, рассматривая его бесстыжую физиономию сквозь пальцы. — Чёрт! Блин… Охренеть! — воскликнула Тихомирова.

— Может, ты потом перезвонишь? — предложил ей Бредин, поглаживая мою ногу.

— Что? — спросила та. — А… да, конечно! Ромка, красава! Котова, да неужели?! Все, братцы, до связи, только предохранитель не забудьте! — и ободряющим тоном закончила разговор.

— Какая она заботливая. Я всегда знал, что Наташа на моей стороне, — довольным тоном заявил парень, пряча под подушку телефон.

Разочарованно вздохнув, я слезла с него и повалилась плашмя, устраиваясь рядом.

— Зачем ты ей ответил? — пробурчала прямо в матрац, покрытый серой простыней. — Чувствую себя какой-то… извращенкой… — И раздраженно прорычала: — Ну вот надо было ей позвонить! Такой момент испортила!

Бредина повеселили мои слова, и он затрясся от смеха, наглаживая мои ягодицы. А затем, просунув руку мне под грудь, бережно перевернул на спину.

— Не злись, я попробую все исправить, — произнес он, нависая сверху.

После того, как он все исправил, его интерес с моей персоне заметно поугас, а я жутко проголодалась. Натянув белье и накинув брединскую джинсовую рубашку с ацтекскими узорами, которая заменила мне

халат, я отправилась на кухню, чтобы найти что-нибудь съедобное, пообещав парню не забыть и о нем. Я прошла по коридору мимо кладовой и столовой и вдруг услышала какую-то возню со стороны кухни. Этим вечером в доме мы были одни. Вероника с Кеннеди укатили за город на пару дней, японцы уехали, а бабуля должна была приехать только послезавтра. Замерев на месте, я размышляла над тем, что мне следует сделать: пойти проверить или вернуться к Бредину и предложить ему все выяснить. Но думала я недолго. Из кухни снова раздались звуки и голос:

— Куда же я задевала свой венчик, дура старая?

Слова были произнесены на русском скрипучим старушечьим голосом.

Стало ясно, что бабуля Сильвия решила вернуться чуть раньше и уже собиралась что-то стряпать. Мне б ее расторопность в девяносто восемь!

— Здрасьте, Сильвия… простите, не знаю вашего отчества, — заявила ей с порога, с интересом разглядывая бабулю.

Она, как обычно, была при параде: стильно уложенные седые кудри, белая блузка с откровенным вырезом и темно-синие джинсы, почти такие же, как и те, что я не удосужилась надеть.

— Оксана Андреевна Роздобудько, — с улыбкой сказала бабуля, уперев кулаки в бока. — Но уже полвека я просто Сильвия. Что, рассекретила меня Вероничка?

Я прошла на кухню и встала в центре у стола.

— В общем, да. Мы так удивились. Почему вы не сказали сразу?

— Я присматривалась. Видишь ли, я впускаю в дом посторонних людей. И они могут быть очень болтливыми, когда думают, что их не понимают, — пояснила эта престарелая конспираторша.

— Я сквернословила, да? Мне так неловко…

— О, не волнуйся, детка! — перебила меня бабуля. — Русская брань для моих ушей, как музыка. У меня не часто останавливаются наши. В позапрошлом году я полгода сдавала комнату белорусской студентке, но с ней было так скучно. Представляешь, она приехал просто учиться?

— Какой кошмар, — поддержала я ее.

И тут же задумалась. Бабуля была украинкой, та девушка из Белоруссии, а мы с Брединым ясно откуда… Что она имела ввиду, говоря «наши»? Хотелось бы надеяться, что синьора Роздобудько была в курсе того, что произошло в Беловежской пуще в девяносто первом… Но я не стала уточнять, опасаясь стать причиной сердечного приступа почти столетней старушки, который могла вызвать новость о том, что Союз-то давно развалился.

— Наверное, тебе интересно узнать, как я здесь оказалась? — она смотрела на меня пытливым взглядом.

— Ваша правда, — кивнула в ответ. — Сгораю от любопытства.

— Ну что ж, Юля. Помоги мне. Я решила испечь апельсиновые кексы. Надевай-ка фартук.

Она указала своими узловатыми пальцами на угол кухни, где на крючке висел фартук. Теперь стало понятно, почему это помещение казалось мне таким родным и каким-то совдеповским, что ли. Пока я завязывала симпатичный фартук в красно-белую клетку и закатывала длинные рукава брединской рубашки, Сильвия достала из холодильника пластиковый лоток с яйцами и встала к столу.