Ампир «В»
Шрифт:
На некоторых халдеях был странный наряд – подобие пушистой юбки то ли из перьев, то ли из длиннорунной овчины. Таких было всего несколько человек, и все они отличались хорошим физическим развитием: видимо, это был халдейский шик для героев фитнеса.
Один из таких полуголых геркулесов стоял в пустом центре зала, скрестив руки на груди. На его металлическом лице играли безжалостные электрические блики. Верхняя часть его тела состояла из волосатых бугристых мышц; солидный пивной животик лишал его облик гармонии, зато добавлял жути. Я подумал, что если бы гунны или вандалы оставили после себя скульптурные памятники, это были бы портреты подобных тел. В черных кущах на его груди висела цепочка с
Даже если бы я не понимал ответственности момента, я бы догадался обо всем по глазам смотрящих на меня вампиров. С одной стороны был наш хрупкий мир, защищенный только вековым предрассудком да конфетой смерти – а с другой было беспощадное человеческое стадо… Я решил на всякий случай собраться с духом еще раз. Повторив требуемую комбинацию вдохов и выдохов, я подошел к полуголому халдею, по-военному строго кивнул и сказал:
– Здравствуйте. Как вы знаете, сегодня мы выступаем, э-э-э… в тандеме, так сказать. Наверно, нам следует познакомиться. Мое имя Рама. А как зовут вас? Я знаю только вашу фамилию.
Маска повернулась в мою сторону.
– Мне кажется, – сказала она, – ты должен выяснить это сам. Или нет?
– Значит, вы не будете возражать, если я вас…
– Буду, – решительно ответила маска.
В зале засмеялись.
– В этом случае мне придется применить насилие. Разумеется, в строго необходимых пределах.
– Давай посмотрим, – ответил Семнюков, – как это будет выглядеть.
Я сделал шаг в его сторону, и он встал в небрежную боксерскую стойку. Один удар этого кулака мог убить меня на месте, поэтому я решил не рисковать и не подходить к нему слишком близко спереди.
Я решил подойти к нему сзади.
Это стоило мне боли в мышцах и суставах, зато действительно получилось красиво, как и заказывал Энлиль Маратович. Последовательность движений, которые привели меня в заданную точку, заняла не больше секунды. Но это была очень длинная секунда, растянувшаяся для меня в целое гимнастическое выступление.
Сначала я сделал медленный и неуверенный шаг ему навстречу. Он глумливо раскинул руки в стороны, словно собираясь встретить меня объятиями. И тогда я рванулся вперед. Он даже не понял, что я сдвинулся с места, а я уже проныривал под его рукой. К тому моменту, когда он заметил мое движение, я успел, оказавшись у него в тылу, зеркально скопировать его глумливую позу – прислониться к его спине и раскинуть руки в стороны. Он начал разворачиваться. И тогда, рискуя вывернуть шею, движением одновременно как бы ленивым и неправдоподобно быстрым, я повернул голову и клацнул зубами. Без ложной скромности говорю, что эта секунда была достойна кинематографа – и даже, возможно, скоростной съемки.
Когда Семнюков развернулся ко мне, я был уже вне зоны досягаемости его кулаков. Я так и не повернулся к нему лицом. Но когда он шагнул в мою сторону, я, не глядя, остановил его жестом.
– Стоп, – сказал я, – стоп. Все уже случилось, Иван Григорьевич. Я вас цапнул. Теперь наши функции меняются на противоположные. Мне надо спровоцировать вас на агрессию, а вы должны изо всех сил сопротивляться.
– Весь зал знает, что я Иван Григорьевич, – ответил Семнюков.
Чмокнув несколько раз губами (я делал это для драматизма – и, может быть, еще из подражания старшим вампирам), я сказал:
– Предлагаю джентльменское соглашение. Прямо перед вашими ногами проходит толстая темная линия – я имею в виду орнамент, который украшает пол. Видите?
Я не видел эту линию сам – но точно знал, где она проходит, словно навигационная система в моей голове произвела все требуемые расчеты. У Энлиля Маратовича явно был какой-то особый сорт конфет смерти, командирский.
– Будет считаться, – продолжал я, –
– А зачем мне это джентльменское соглашение? – спросил Семнюков.
– Для того, чтобы недолго побыть джентльменом.
– Интересно, – сказал Семнюков вежливо, – ну что же, попробуем.
Я почувствовал, как он сделал шаг назад.
Нахмурив брови, я изобразил на лице крайнюю сосредоточенность. Прошло около минуты, и в зале наступила абсолютная тишина. Тогда я заговорил:
– Итак, что сказать о вашей душе, Иван Григорьевич? Есть известное мнение, что даже в самом дурном человеке можно найти хорошее. Я так долго молчал, потому что искал это хорошее в вас… Увы. Есть только две черты, которые придают вам что-то человеческое, – то, что вы педераст, и то, что вы агент Моссад. Все остальное невыразимо страшно. Настолько страшно, что даже мне, профессиональному вампиру, делается не по себе. А я, поверьте, видел бездны…
Семнюков молчал. Над залом повисла напряженная тишина.
– Мы знаем, Рама, что ты видел бездны, – сказал за моей спиной голос Энлиля Маратовича. – Их тут все видели. Постарайся не сотрясать воздух впустую. Про эту ерунду всем известно, и никакой это не компромат.
– Так я и не привожу эти сведения в качестве компромата, – ответил я. – Скорей наоборот. Если вы хотите самую грязную, самую страшную, самую стыдную и болезненную тайну этой души, извольте… Я опущу детали личной жизни этого господина, умолчу о его финансовой непорядочности и патологической лживости, потому что сам Иван Григорьевич не стесняется ничего из перечисленного и считает, что все эти качества делают его динамичным современным человеком. И в этом он, к несчастью, прав. Но есть одна вещь, которой Иван Григорьевич стыдится. Есть нечто, спрятанное по-настоящему глубоко… Может, не говорить?
Я чувствовал, как в зале сгущается электричество.
– Все-таки, наверно, придется сказать, – заключил я. – Так вот. Иван Григорьевич на дружеской ноге со многими финансовыми тузами и крупными бизнесменами, некоторые из которых здесь присутствуют. Все это очень богатые люди. Иван Григорьевич тоже известен им как крупный бизнесмен, чей бизнес временно находится в доверительном управлении группы адвокатов – поскольку наш герой уже много лет на государственной службе…
Я почувствовал, как голова Семнюкова задвигалась из стороны в сторону, словно он что-то отрицал. Я замолчал, полагая, что он хочет ответить. Но он не стал говорить.
– Так вот, господа, – продолжил я. – Самая стыдная, темная и мокрая тайна Ивана Григорьевича в том, что доверительное управление, акции и адвокаты – это туфта, и никакого реального бизнеса у него нет. А есть только пара потемкинских фирм, состоящих из юридического адреса, названия и логотипа. И нужны эти фирмы не для махинаций, а для того, чтобы делать вид, будто он занимается махинациями. Кстати, интересное наблюдение, господа – на примере Ивана Григорьевича можно ясно сформулировать, где сегодня проходит грань между богатым и бедным человеком. Богатый человек старательно делает вид, что у него денег меньше, чем на самом деле. А бедный человек делает вид, что у него их больше. В этом смысле Иван Григорьевич, безусловно, бедный человек, и своей бедности он стыдится сильнее всего – хотя большинство наших соотечественников сочли бы его очень богатым. У него придумано много способов скрывать реальное положение дел – есть даже такая нетривиальная вещь, как потемкинский офшор. Но в действительности он живет на взятки, как самый заурядный чиновник. И пусть это довольно крупные взятки, все равно их не хватает. Потому что тот образ жизни, который ведет Иван Григорьевич, недешев. И уж конечно, он не ровня тем людям, с которыми гуляет в Давосе и Куршевеле… Вот.