Амулет смерти
Шрифт:
– Мсье спал, когда самолет летел над морем.
– А, значит, море уже было! – успокоился Кофи и нажал кнопку. – Коньяк, пожалуйста.
Абиджан – не Петербург. Белых ночей там не бывает. «Боинг» из России произвел посадку в темноте. Последним из самолета выбрался гражданин Бенина Кофи Догме.
Обеими руками он держался за перила трапа. Ноги слегка заплетались о ступеньки.
Сумка болталась за спиной, как солдатский вещмешок.
Проковыляв кое-как мимо пограничников и таможенников, он первым делом направился к магазинчику спиртных напитков
Затем Кофи постоял, покачиваясь, перед огромным электронным табло с расписанием. Большая удача! Ближайший рейс на Порто-Ново через полтора часа. Есть время купить билет, выпить и покурить.
В аэропорту Порто-Ново стояла глубокая ночь, когда приземлился борт из Абиджана. Два черных стюарда в белых перчатках помогли выбраться из самолета третьему черному – рослому парню с полупустой спортивной сумкой за спиной и с полупустой бутылкой в руке.
– Вы классные чуваки, – по-русски бормотал на прощание студент и лез обниматься. – Падла буду, сто лет не забуду!..
Стюарды вежливо отстранялись, чтобы не упасть от запаха изо рта необычного пассажира.
На автопилоте Кофи добрел до пальм на обочине шоссе, ведущего на север страны. В кронах пели ночные птицы. Над землей порхали ночные бабочки. Прохлада.
Тридцать градусов.
Прислонившись спиной к мохнатому стволу, Кофи сполз на сухой июльский газон. Сунул под голову сумку. Закурил «L&M». Уставился в черное небо Черного континента. Тревожно мерцали звезды. Ни звука не доносилось ни с шоссе, ни со стороны аэропорта.
Одна из звезд была больше прочих и мерцала тревожнее. За ней, расширяясь, тянулся вправо огненный хвост из мельчайших звездочек.
«Комета», – подумал Кофи, запихнул окурок в трещину пересохшей почвы и уснул.
28
Некогда песчаная, дорога давно была заасфальтирована. Она словно начиналась ниоткуда и уходила в никуда. Далеко впереди черный асфальт достигал белого неба.
Слева и справа к дороге подступали конические холмы с редкими пальмами. Слева и справа проносились пальмы и холмы, холмы и пальмы.
«Спасибо, Господи, что ты создал меня столь предусмотрительным!» – умилился Кофи, достал литровый пластик кока-колы и жадно припал коричневыми губами.
Эту газировку он приобрел за восемьсот километров отсюда, в абиджанском аэропорту.
В Африке нужно много пить, если не хочешь рухнуть от теплового удара. И от похмелья. Солнце жарило сквозь железную крышу грузовика. Оно твердо решило пленных не брать.
Однако в Африке не всегда удобно много пить. В кабине трясло так, что, будь бутылка стеклянной, Кофи остался бы без зубов.
– Если утром плохо, значит, вечером хорошо? – понимающе спросил пожилой водитель и щелкнул себя указательным пальцем по горлу.
– Да, – простонал Кофи.
Его слегка мутило после вчерашнего.
Не следовало мешать коньяк с ромом. Но главная проблема состояла в том, что вместо сиденья под ним был обычный деревянный табурет, кое-как привязанный к каким-то выступам кабины.
Этот табурет вел себя, как необъезженный жеребец. Кофи то норовил пробить головой лобовое стекло, то налетал на плечо водителя, то больно ударялся о металлическую ручку двери. Дело усугублялось тем, что пол в кабине почти отсутствовал и ножки стула поочередно проваливались в одну из дыр.
Когда впереди показались контуры Губигу, Кофи Догме испытал огромное облегчение. Он не зря запасся в Питере однодолларовыми купюрами. Хотя там это не деньги.
Он протянул бумажку водителю, и черное пожилое лицо расплылось в счастливой улыбке.
– Спасибо! – крикнул Кофи на родном языке и покинул жуткий аттракцион.
Допотопный «ГАЗ-53» страшно заревел перегретым мотором и поплыл в белом мареве дальше. В далекий город Параку на севере страны. Кофи долго смотрел этому чудищу вслед. Наконец он отхлебнул еще колы и направился к околице. На сложенной из грубых камней стенке не сохла ни одна коровья плюха.
Органика давно не использовалась в качестве топлива, а вся вывозилась на ямсовые и хлопковые поля. Стенка стояла словно памятник мрачным временам колониального и буржуазного прошлого.
Благодаря этому и другим санитарногигиеническим мероприятиям в деревне почти не осталось мух. Общественные туалеты, устроенные прежде открытым способом, украсились сбитыми из советских ящиков будочками – там только и царила еще мушиная братия.
Не осталось в Губигу и лачуг из обмазанных глиной пальмовых листьев. Все крестьяне обзавелись сборно-щитовыми домиками, которые в богатой и холодной России используются на дачах.
Войдя в первую же улочку, Кофи был замечен ребятишками. Они окружили его и отчаянно завопили на все лады:
– Кофи Догме, Кофи Догме приехал!
– Приехал Кофи из великой России!!
– Внук вождя вернулся в ГубигуШ Сборно-щитовой домик вождя был выкрашен в национальные цвета: желтая крыша, светло-зеленые стены, красные двери, рамы и обналичка. Одна из стен глядела наружу ребристой мордой кондиционера.
Кофи шагнул в дом. Его ухе ждали, застыв в почтительных поклонах, телохранители вождя – как всегда, два молодых амбала. Но не в напаховых повязках, а в футболках и шортах.
Студент швырнул сумку, похлопал амбалов по голым плечам и стремительно прошел в спальню деда. Здесь был полумрак. Вовсю шуровал кондиционер. Горячий ветерок играл шторами на распахнутых окнах. Вдоль стены сидели на полу ближайшие родственники. Кофи помахал им, показывая: после поговорим обо всем.
На кровати лежал великий вождь Нбаби. Глаза деда были открыты, но он не шевелился. У изголовья сидел старый колдун.
Каплу держал в руках какие-то тонкие палочки, которые сладко дымили. Кофи не помнил, чтобы раньше возле умирающих пользовались такими штуками. Этот сладкий дым вызвал у него новый прилив тошноты.