Амулет воинов пустыни
Шрифт:
— Прости меня, о благородный первый слуга великого Князя нашего! — воскликнул Уракиб. Он упал на колено правой ноги и опустил голову, как будто хотел подставить затылок под смертоносный удар. — Делай с моей жизнью все, что тебе заблагорассудится! Убей меня ударом меча, если я повинен в трусости своих людей!
И он протянул Зейду окровавленную секиру.
Зейд пнул Уракиба ногой так, что тот во весь рост распластался на каменных плитах.
— В следующий раз ты расплатишься собственной кровью, — холодно произнес предводитель. Затем он перешагнул через валявшегося на полу Уракиба и начальственным жестом подозвал Бахила. — Принеси свечи. Я хочу осмотреть тайный
Уракиб поспешно поднялся, выхватил из рук Бахила свечи и начал спускаться в подземелье, освещая путь первому слуге Черного Князя.
Лестница не вела прямо в крипту, но на полпути упиралась в площадку, с которой резко поворачивала налево. Наконец пламя осветило последние двенадцать ступеней. За ними и находилось подземелье.
Зейд увидел три простых каменных саркофага у задней стены и полукруглую нишу алтаря. Пятнадцать шагов в длину и вдвое меньше в ширину — такими были размеры крипты. Алтарь находился на возвышении, к которому вели три ступени. В отличие от верхней части церковного помещения стены крипты были искусно облицованы деревянными панелями. Алтарь из темно-серого мрамора, а также триптих со сценами страстей Христовых и висящее над ним распятие были совершенны. Они казались духовным оазисом в этой холодной каменной пустыне. На мраморной, толщиной в два кулака алтарной плите стояли два тяжелых железных светильника. Их необычно широкие и неуклюжие основания были прикреплены к ее поверхности. Настенный светильник из темно-красного стекла был заполнен маслом и излучал ровное пламя вечного огня, присутствие которого возможно лишь на освященном алтаре.
Здесь стояли две статуи в натуральную величину. Они находились на широких пьедесталах и занимали правую и левую стороны алтаря, облицованного дорогой плиткой. Казалось, эти изваяния из серого гранита были специально призваны сюда, чтобы охранять священное место. Левая статуя изображала мужчину в длинной, похожей на облачение священника одежде. Этот человек будто окаменел на своем посту — в его левой руке было зажато древко вертикально поставленного копья. Зейд не сомневался, что это изваяние изображает святого Иосифа Аримафейского.
Другая статуя представляла некую женщину. Нет, это была не Богородица. Вне всякого сомнения, глаза скульптора видели женщину уже не молодую, принадлежащую к богатому сословию — на это указывали аристократический покрой одежды и дорогие украшения. Осанка и чуть откинутая назад голова демонстрировали уверенность в себе, а черты лица говорили о решительном характере. Вероятно, это было изображение Марии Магдалены.
Зейд чувствовал себя неважно в освященных помещениях. Сердце его начало неприятно колотиться. Но сейчас апостолу Иуды только и оставалось, что взять себя в руки и терпеть.
Страдая от удушья, Зейд взошел на алтарную плиту. Уракиб быстро вставил зажженные свечи в подсвечники и тотчас же покинул освященный алтарь.
Золотая дверь табернакля была отперта. В его задней стенке находилась вторая, тайная дверца, и она тоже оказалась открыта. Далее предводитель обнаружил каменную кладку, из которой выходили три железных рычага, каждый шириной с палец и длиной с руку.
Зейд не стал их трогать. Он милостиво кивнул в ответ на заверения Уракиба в том, что он не прикасался к рычагам, не говоря уже о том, чтобы двигать их. Зейд прекрасно помнил об изысканных трюках и хитроумных механизмах, с помощью которых хранители Грааля защищали свою святыню. Они всегда брали на службу самых лучших мастеров и сами были настолько изобретательны, что результаты их работы невольно вызывали восхищение. Роковую ошибку Зейд совершил лишь однажды — когда самостоятельно попытался открыть тайник, наугад передвигая рычаги. Попытка окончилась плачевно, и это стало для него суровым уроком. Но теперь в руках у Зейда находился один из хранителей Грааля, несомненно, посвященный в тайну этого механизма. И поэтому необходимости идти на риск не было.
Зейд начал обследовать алтарь и напольную плиту. Для того чтобы справиться со страхом, который внушало ему это место, предводителю пришлось собрать все свои силы. Пот градом катился по лицу первого слуги Черного Князя. Человек, ничего не знающий о подземном убежище и о предназначении трех рычагов, спрятанных в табернакле, ни за что не смог бы найти здесь то, что сумел найти Зейд. Он же сравнительно быстро обнаружил трещину шириной не больше волоса, которая разделяла на две части, казалось бы, монолитную мраморную плиту. На лице Зейда появилась злобная ухмылка.
Плита состояла из двух блоков. Вероятно, они покоились на системе катков и закрывали доступ к следующему убежищу. Чтобы открыть его, надо было сдвинуть три рычага в правильной последовательности. Однако вряд ли дело было только в этих рычагах. Чутье подсказывало Зейду, что и тяжелое железное копье в руке изваяния тоже было частью тайного механизма. А оно, в свою очередь, должно было как-то соединяться с обоими подсвечниками. Не зря ведь их основания, прикрепленные к алтарной плите, с виду были такими неуклюжими.
— Что ж, все это я сейчас узнаю, — пробормотал Зейд, с облегчением покидая освященный алтарь и отправляясь наверх.
Отбросив пятнистый рваный занавес, он тут же увидел Джуллаба. Слепец был подвешен к потолку. Ноги его болтались в воздухе, а руки были связаны за спиной и соединены с длинным канатом — на нем-то он и висел. Джуллаб должен был испытывать чудовищную боль. Однако он не издавал ни звука.
— Вот мы и увиделись, слуга Грааля, — с издевкой произнес Зейд, — хотя счастье видеть осталось только у одного из нас.
Незрячие, мутно-водянистые глаза Джуллаба пришли в движение, и предводителю показалось, что тот все же смотрит на него.
— Я вижу больше, чем смог увидеть за всю свою жизнь ты, ничтожный слуга дьявола, — презрительно проговорил он и плюнул в лицо Зейда с такой меткостью, будто и впрямь был зрячим.
Предводитель стер плевок со щеки.
— Ты, верно, надеешься, что я потеряю рассудок от таких пустяков? — хладнокровно произнес он. — Выходит, ты еще не понял, с кем имеешь дело. Я знаю, Джуллаб, что ты храбрый человек, что ты не совершишь предательства даже под самыми страшными пытками. Совсем как мои люди. Но все же, поверь мне, ты будешь говорить. Ты расскажешь все, что мне нужно. Для таких, как ты, найдутся средства посильней. Например, пытки, которым будут подвергнуты другие, ни в чем не повинные люди. Пытки, которые могут прекратиться сразу же, как только ты начнешь говорить! Ведь ты не сможешь позволить другим людям страдать из-за тебя. Этому учит твоя смешная христианская вера, не так ли?
С этими словами Зейд отвернулся от Джуллаба и велел своим людям как можно скорее схватить в городе нескольких христиан и привести к нему.
— В Акконе полно уцелевших горожан, которых отведут на невольничьи рынки. Если понадобится, купите их у мамелюков, — приказал он, бросив одному из своих людей кошелек с золотом. — Но помните, мне нужны только женщины и дети! И чем младше, тем лучше. Мы покажем нашему слепцу нечто такое, что не сможет не тронуть его сострадательное христианское сердце. Посмотрим, сколько крови он возьмет на свою совесть, прежде чем заговорит.