Амур-батюшка (Книга 1)
Шрифт:
– Ну-у!..
– открыл рот Федюшка.
– А-ах!
– воскликнул дед.
– Ну? Неужто так и сказал?
Иван усмехнулся.
– И выдрал, значит?
– продолжал любопытствовать дед.
– Пропала иль нашел?
– спросил, в свою очередь, Егор.
– Конечно, нашел, - безразлично ответил Иван, словно это само собой подразумевалось, - куда денется!
– А-а!..
– разочарованно отозвался дед, словно пожалел, что Ивана в свое время лишний раз не выдрали.
Завыл в трубе ветер, и снег с шумом забил по двери. Дрожал ставень.
– Экая лютая погода, - заметил Егор.
– Нет, не всегда и тут такие зимы. Это испытание новоселам: как, мол, не оробеют ли?
– Чего же робеть?
– возразил Егор.
– Даст бог, окоренитесь, - продолжал Иван, кутаясь в козью шубу и прилегая боком на лавку.
– Потомит она годик, а потом отпустит. Только бы не высокая вода летом, можно остров распахать, тогда бы уж все ладно было. А непогода - это пустяки. Вообще-то всегда бывает какая-нибудь лиха беда, когда придут новоселы: пурга ли, высокая ли вода, или другое чего.
Пришел Барабанов и стал у двери, отряхиваясь от комьев снега.
– А тебе, Федор, однако, ловушки теперь не найти, - вспомнил вдруг Бердышов.
– Занесло всю твою охоту. Ты когда ее проверял последний-то раз?
– Третьеводни был, да ничего не попалось.
– А на соболей-то ты ладишь самострелы?
– А как же, конечно, да все без толку!
– Ты чего-то не так устраиваешь, - посмеялся Бердышов в сознании своего охотничьего превосходства.
Рванул сильный ветер и с шумом понесся по тайге.
– Экий ветрина!
– вздохнул дед.
– О господи!..
– Кто по Амуру сейчас едет, тому уж горе-гореваньице, а в тайге все же не так, - сказал Иван, прислушиваясь к шуму.
– Давно слыхал я, еще в Расее, - заговорил дед, - что есть будто у нас земля, а населения на ней нет. Еще тогда баили, что станут выкликать в народе охотников на переселение, а не сыщут охотников, пошлют невольников. Земля та будет сурова, не в пример холодней Расеи.
– А вот ведь, братки, не знаю я, где эта самая Расея, - вдруг сказал Бердышов.
– Какая она из себя?
– Даст бог, Иван Карпыч, и тут леса порубим, земли запашем, тоже Расею сделаем - поглядишь тогда, - простодушно ответил Егор.
– Вот теперь я который год от переселенцев слышу: Расея да Русь, сам же русским прозываюсь, а где она, эта матушка Русь, откуда население все идет, - я и не знаю. Забайкалье свое знаю, Шилку знаю, Онон, Ингоду до верховьев - по-нашему это и есть самая Русь. На Селенге бывал, далее Байкал, в Иркутске дядья мои бывали ходоками от нерчинских мужиков - везде народ по-русски говорит, и мы эти места всегда за коренную Россию держим.
– Иван помолчал и усмехнулся.
– А оказывается, ниче, паря, я не знаю... Гураны мы, уж гураны и есть, тайга и тайга... самовара не видали.
– Ты, может, и про Питер да про Москву не слыхал? Чего с тобой сделаешь!
– молвил Силин.
– Пошто не слыхал! Там император живет, это я знаю, тамока дворцы, соборы, эти города и нам столицы. Да я не пойму только, почто тут-то не Русь? Не одинаково, что ли, с вашей местностью?
– хитро прищурился он.
– У нас разве такая жизнь!
– воскликнул Федор и стал рассказывать, какие хлеба родятся на Каме, какие там богатые села.
– Я послушаю, как на старых местах народ жил, меня бы, однако, медвежатиной оттуда не сманили. Чего же вы сюда приехали, коли там лучше?
– Чего ты понимаешь про Расею!
– вдруг обиделся дед Кондрат.
– Это страна великая, народ в ней крепкий, кондовой. Здешний-то край Расее же подчинился!
– Ваши забайкальские-то похожи на бурят, - промолвил Егор.
– Верно, на верхней Аргуни казаки на бурят смахивают, а наши-то, шилкинские, от них совсем отличны. Роды-то наши от первых поселенцев, - со сдержанной обидой возразил Иван.
– Кто волей, а кто неволей шли в Забайкалье. Так же, как вы на Амур... У нас деды расейские были, русы волосы имели, еще и сейчас про русы косы до про золоты кудри песни поют, а золотых-то кудрей мало, почитай, ни у кого нет, кроме семейских. А песня-то как поет: "Подойди, родима матушка, русу косу расплети, подойди, родимый братушка, русу косу расплети..."
– Почернел народ, озлился, - усмехнулся дед.
– Это уж потом они маленько почернели. Но все равно родятся беленькими. Пока младенцы - белобрысые.
– Хитрый народ эти забайкальские!
– с досадой и восхищением сказал Федор.
– Маленько-то, конечно, хитрованы. Да без хитрости нельзя. Как ты с инородцем станешь жить иначе? Наши забайкальские при границе жили, у них это хитрованство-то как заслон от чужих. Тут на хитрость только и жить. С торгованами, с албанщиками* встречаемся. Тут одни торгаши. Они за работу не уважают, а уж хитрован - первый у них человек.
_______________
* А л б а н щ и к и - сборщики дани - "албана".
– Все же сибиряки не похожи на расейских, - шутливо возразил Егор, видя, что Ивана такие замечания хватают за сердце, - за своих трудно признать забайкальцев-то.
– Как разведка на войне! Прадеды наши пошли вперед, стали жить в Забайкалье, далее этот Амур наши же забайкальские отыскали. Это теперь потянулся народ из России. На Амуре-то окоренимся, а молодая-то поросль дальше, может, потянется. В Забайкалье легче было, чем тут. Буряты там ха-ароший народ, с ними жить да жить, они русского человека как следует понимают.
– А как китайцы? Что за народ?
– И китайцы народ хороший!
– Ладно, что они тут торгуют, а то бы совсем худо было, - сказал Федор.
– Конечно! Кто бы торговал? Где бы хлеб-то брали?
– подтвердил дед.
– Ну, летом, ладно, на баркасе, - продолжал Федор, - а зимой? Амурские-то купчишки - зверистый народ, сам говоришь, жулики как на подбор. Поглядели мы на них в Хабаровке, не дай бог к ним в кабалу попасть. Без китайцев бы тут трудно было. А бельговский лавочник вон какой боец да говорун, такой и обманет - не жалко.