Амур-батюшка (Книга 1)

Задорнов Николай Павлович

Однако голодным мужикам было не до рассуждений.

– Ну, а мука у тебя почем?
– спросил Кузнецов.

– Мука? Мука, скажем, совсем даром: два рубля восемьдесят копеек.

– А ну, открывай мешок-то!

– О, смотри!
– воскликнул торговец, распуская жестокое и сухое лицо в улыбку.
– Хорошая мука, белая-белая мука, будет вкусный хлебушка.

Он протянул Егору горсть муки.

– Пшеничная, что ль? Чего-то не пойму.

– Я в Благовещенске такую видал, - проговорил Тимошка Силин, -

она с горохом, что ли, не знаю. Кешка сказывал, хлеб из нее черствеет скоро.

– А это что такое?
– спросил Пахом, указывая на черную палку, торчащую в мешке.

– Это такой угли, - ответил торговец, - чтобы мука сухой была.

– Ты пошто такую цену ломишь?
– вдруг заговорил, поднимаясь с лавки, желтый и тощий дед Кондрат.
– Виданное ли дело, родимые, - обратился он к мужикам, - мука с горохом чуть ли не по три рубля!

– Чего кричишь? Чего напрасно?
– с горькой обидой в голосе накинулся торгаш на деда.
– Зачем говори три? Два восемьдесят! Кушать не хочешь - не покупай! Весной такая мука десять рублей будет. Эту муку сегодня не купишь - не надо! Моя уезжай! А весна придет - тебе хлеба нету. Тебе весной пропади, умирай, а моя другой раз сюда ходи не хочу.

– Да ты хоть маленько уступи, - подговаривался Барабанов.
– Мы бы тогда у тебя всю муку забрали.

– Уступи, уступи!
– передразнил Гао.
– Эта мука настояща цена три рубля. Моя и так убыток торгуй. Покупай!
– кричал торговец, вскакивая на ноги.
– Знакомы станем!
– Он хлопнул Барабанова по плечу, видно подражая русским купчикам, стараясь принять вид залихватский и развязный.
– Тебе чего надо - у меня в лавке все есть. Вали ходи, все бери, какой товар есть - все продаю! Моя сам собаки запрягай, таскай сюда. Тебе соболь убивай, лиса лови, моя шкурка бери - расчете станем. Потом опять долг-бери.

Федор достал из темного угла несколько беличьих шкурок и лису-сиводушку.

– Белка - какой зверь!
– пренебрежительно отозвался торгаш, рассматривая шкурки.
– Соболь - хорошо!

– Это ты зря говоришь: белка - хороший зверек, - пытался вразумить торговца Пахом.
– В Расее-то самый ходовой мех.

– Конечно, белку могу купить, помогай хочу, - подмигнул китаец Федору и передал беличьи шкурки своему работнику, а сам стал смотреть лису, поглаживая ее, дуя на мех и переламывая шкурку.

Рослый работник повертел беличьи шкурки в руках и передал их обратно своему хозяину, что-то буркнув потихоньку.

– Самая хорошая белка - десять копеек, а такая белка - пять копеек, с горячностью проговорил Гао.
– Такую белку только русский купец летом на баркасе покупает. Наша такой товар шибко не надо, мало-мало надо. Белок невыгодно торгуй, тебе невыгодно такой зверь стреляй. Белка много убей, а товар получи мало. Все равно ничего нету. А тебе один соболь поймай деньги есть, товар есть...

Тем временем и

лиса и белки снова попали в большие руки рослого китайца, и тот упрятал их в мешок.

– Ты хороший человек, - хвалил торговец Барабанова.
– Моя не боится тебе в долг давать. Тебе соболя поймай - моя разный товар давай, тебе наша мука кушай, шибко сильный будешь, потом лучок сделаешь, тайга пойдешь, всяка - разный зверь убей. Худой соболь ты поймай - моя два рубли плати, хороса соболь - три рубли, шибко-шибко хороса, паря, моя пять рублей не жалей. Товар всякий бери, водка покупай - гуляй, - соблазнял он мужиков.

– Ну, а лису как же ты ценишь?
– спросил Федор, недовольный тем, что китайцы забрали меха, не спросив его согласия.

– Это лиса ничего. Хороса лиса. Такой шкурка можно покупай, - и китаец назначил сходную цену.

Бормотовы принесли торговцу беличьи меха и шкурку кабарги. Пахом был упорней Федора и спорил до седьмого пота.

Егор продал свою красную лису.

Долго торговались мужики с купцами; наконец те уступили, и крестьяне забрали у них всю муку и несколько отрезов бумажной материи, обещая отдать долг к весне мехами либо к осени деньгами.

В разгар торга в землянке появился Бердышов, только что вернувшийся с охоты.

– Ваня, дорогой, старый знакомый!
– кинулся к нему Гао Да-пу.
– Давно не видались, шибко давно!

– Э-э, здорово, Ваня!
– отвечал Бердышов.
– Ну, как торгуешь? Муку продал?

– Продал, все продал. Тебе чего надо, какой товар? Почему давно в нашу деревню не ходил? Тятька Гришка, однако, сильно скучай. Ангу давно не видел. Папку худо забывать.

Иван вынул из-за пазухи сморщенную соболиную шкурку.

– А ну-ка, глянь!

– Лучком стрелял?

– Самострелом!

– Анга тоже в тайгу ходит?

– Конечно, Анга тоже.

Китайцы вывернули шкурку, тщательно осмотрели ее, передавая из рук в руки и обмениваясь короткими замечаниями.

– Шкурку сам снимал?
– спросил торговец Бердышова.
– Зачем шкурку сломал?
– сердился Гао Да-пу, обнаружив, что соболь попорчен ножом.
– Сам не умеешь снимать, спроси Ангу.

Это была обида - посылать охотника к бабе учиться, но Иван лишь посмеялся.

Егор знал: торговцам привычно обижать народ. Уж торгаши наглые, зато им время от времени и достается. В России то им красного петуха пустят, то прибьют насмерть. За долгие годы страдания люди с ними расплачиваются.

– Ну, а вот это как?
– вынул Иван из-за пазухи еще одного соболя, вывернутого мездрой вверх.

– Это хороший!
– воскликнул довольный Гао и принялся уговаривать Ивана Карпыча купить жене стеклянных бус, морских ракушек или цветного ситцу.
– Твоя баба молодая, ей русскую рубаху шить надо. Ангу надо русской бабой сделать, юбку надо, сарафан. Тебе деньги не жалей.