Анабазис на фоне Северной Анголы
Шрифт:
— Сколько штук и как с боезапасом?
— Пять стволов. Шестьдесят лотков с минами и 200 дополнительных зарядов, — гордо доложил Тарасюк, а потом смущенно добавил:
— Тільки от колеса заховали гади!
— Ничего — Радостно сказал Аким, — до позиций дотянем, а там колеса ни к чему.
Воспользовавшись перекуром, Барон отвел Мазовецкого в сторону и спросил простовато-нейтральным тоном:
— Что и тут Кригсмарин Рейха отметились? Да ты не дергайся каплейт. Нам сам Гречко лекцию читал и про приказ Гитлера о консервации бригады субмарин, и о подъеме девяти рыбок Денница у Рюггена 1956 году, и о том что Маринеско сам того не ведая спас тысячи жизней, пустив на дно секретные экипажи, которые должны были подождав 10 лет вывести на коммуникации десятки лучших U-boat Рейха — Мазовецкий, помедлив минут кивнул головой и оглянувшись, сказал:
— Тут недалеко от берега лежит законсервированная лодка серии XXI. Причем лежит на ровном киле, хотя и с дифферентом на корму. Внутри все тип топ, пять аппаратов на товсь, в баллонах есть сжатый воздух и даже аккумуляторные батареи не пустые, судя по всему за ней регулярно присматривали…
— Но теперь присматривать некому, — закончил за него Барон.
К утру дня «М» все было готово и когда на горизонте показалась эскадра вторжения, как высокопарно назвал отряд из пяти вымпелов Сокол, все даже испытали определенное облегчение. Главными сегодня были — Аким и лейтенант Силаев, по кличке Змей, ибо именно от данных их дальномеров и расчетов зависел ход боевых действий.
— Та-а-а-ак, — протянул Змей, — два эсминца серии Чарльз Ф. Адамс, у них всего по две 127 мм пушки и следовательно контрбатарейную борьбу затевать не должны. Транспорта… два ржавое каботажное дерьмо и один что то вроде Либерти или Виктори, что тоже является ржавым дерьмом. Ну пора — С этими словами он утопил плунжер взрывной машинки, и у берега строено бабахнуло три небольших фонтанчик воды. Через несколько минут, левее траверза вспороли воду один за другим, пять воздушных пузырей и лейтенант щелкнул секундомером и уставился на циферблат, Аким же буквально врос в дальномер. Минуты тянулись одна за другой и вдруг один из эсминцев, резко изменил курс и чуть позднее второй тоже начал противоторпедный маневр.
— Вот засранцы, — выругался Змей. — Служба наблюдения поставлена отменно.
Но тут из под ватерлинии самого большого транспорта вырос фонтан воды, подсвеченный пламенем, а чуть позднее еще один. Но это был еще не конец концерта… Метрах в двухстах от берега, забурлило море и свету явилась облепленная водорослями субмарина Кригсмарин. Далее события стали развиваться подобно снежному кому. Торпедированный транспорт стал тонуть и вроде даже разваливаться, один из двух оставшихся на плаву ветеранов африканского каботажа стал в дрейф и спустил шлюпки, а второй в меру сил старой машины, стал разворачиваться явно для того, что бы сделать ноги (или что там у пароходов). Ну а эсминцы дали ход в сторону берега и открыли огонь по субмарине. Аким орал сразу по двум полевым телефонам и когда перед фальшивыми орудиями береговой артиллерии взорвались небольшие заряды взрывчатки, имитирующие огонь, в дело вступили минометы. По курсу эсминцев встали водяные султаны, а орудия бахнули уже совсем как настоящие, в этом им помогли морские пушки ждавшие этого момента 150 лет. Миномет их естественно опять продублировали, причем две мины нашли свои цели, эсминцы огрызнулись четырьмя снарядами… И тут над последней U-boat Третьего рейха, поднялся столб огня и дыма. Эсминцы стали расходиться в разные стороны, уходя на разворот. К Барону подошел Капитан-лейтенант Мазовецкий, уже заменивший водолазный костюм на сухопутное сафари.
— Ну вот и все, — сказал он, — задание выполнено и твое и мое. Высадка десанта сорвана, подлодка уничтожена, наши потери ноль. И что обидно, эти халявные медузы с эсминцев, получат за лодку награды.
Через полгода после этих событий, немножко поддатый дяденька из ЦК на банкете, задолбал Сокола своими похвалами. Каждые десять минут он подкатывал к лейтенанту, хлопал его по плечу и кричал на весь зал, что только парень из рабочей семьи, может выдать такую гениальную идею, проявив при этом поистине пролетарскую смекалку. А сын профессора математики и преподавательницы из Гнессинки, честно хлопал глазами.
А еще два года спустя, субботним вечером моряк и армеец шли с наградного банкета, и с увлечением спорили о том, откуда родилась идея фальшивых береговых батарей. То что делали на Ла-Манше и немцы и Наполеон, возражений не вызывало. Но дальнейшие исторические изыски подвергались мощнейшим обструкциям и дискутирующим сторонам стало ясно, что для большего вхождения в тему, требуется продолжение банкета. Но тут из за угла появилась компания интелей, распевающая кухонный вариант песни «Куба любовь моя», типа — «Куба отдай наш хлеб, Куба возьми свой сахар, Куба Никиты уж нету давно, Куба пошла ты на…». Пришлось набить морды и в самый разгар утоления справедливого гнева, появилась доблестная Московская милиция. На вопрос, почему это товарищи офицеры обижают пятерых штатских, Барон объяснил обиженным голосом Дона Сэры, что мол эти хулиганы выкрикивали на всю улицу омерзительную фразу — «Менты — козлы», а так как у меня самого брат милиционер, а у товарища кап три жена работает в милиции (услышав это Мазовецкий закашлялся и зажал рот рукой), мы не смогли сдержаться и немного их наказали. У патруля эти действия вызвали полное одобрение и забрав с собой помятых очкариков, альгвазилы удалились. А друзья взяли тачку и поехали продолжать диспут в Ресторан-поплавок «Прибой», известный обалденными куриными котлетами, фаршированными грибами.
Парабеллум и Беляши, как инструменты народной дипломатии
(Фантазия на тему Африканских снов XV)
Ну, надо же так тупо попасться в уже освобожденном городе. Если выживу, и сам никому не рассажу, и ребятам накажу молчать, а то ведь такая стыдоба. Трое уродов держали нас под прицелом калашей, а соплячка-мулатка, бросившаяся к нам под колеса, стояла и радостно скалилась. Наши автоматы были молодецки уперты прикладами в сидения или в правое колено, как, например, у меня. А инсургенты были явно не новички, особенно те, которые стояли с левой стороны от машины. Справа стоял только один, и это давало надежду. Мы, сделав испуганные лица и бормоча, что мы мирные инженеры (это с нашими-то рожами), бестолково стали протягивать все четыре автомата двум уродам стоящим слева. Когда они стали принимать трофеи и я заметил, что с той стороны нам теперь угрожает только один автомат, я заискивающе улыбаясь протянул своему визави старый добрый Хайпауер в родной кобуре с прикладом. А когда он жадно в него вцепился рукой, я стал снимать через голову ремешок и смог наконец аккуратно прострелить ему голову из Люгера, дремавшего до поры до времени у меня за спиной. Таракан достал своего охранника ножом в горло, ну а последний из нападавших, державший в охапке наши автоматы, просто получил от Аркани удар мощный удар кулаком, вылившийся в нокаут с последующим контрольным выстрелом. Одновременно с этими действиями мы, кто грациозно, а кто просто так, выпрыгнули из джипа и заняли оборону. Но духи Замбези хранили нас сегодня, кроме тех, кого мы положили, вокруг никого не было, а коварная девчонка как испарилась. Как всегда «вовремя» подтянулся «крокодил» с местной национальной гвардией. Напыщенно-восторженный лейтенант в пожарной каске цокал языком и закатывал глаза, осматривая поле боя. Потом нас проэскортировали к месту новой дислокации. Революционное командование выделило нам особняк инженера с золотых приисков, с охраной ,и что важно, с действующим бассейном. Кто бывал в Африке, поймет, как это здорово иметь под рукой водоем для купания, напрочь лишенный враждебных к представителям Родины развитого Социализма рыб, насекомых и животных. Мы сложили одежду в уставные штабельки и ринулись в прохладу струй. Но кейфовать нам пришлось недолго. В небе очень неприятно заныло и застонало, такие звуки могли издавать только минометные мины и все, что нам оставалось, так это нырнуть, ибо выбор был не велик: либо изображать глушеную рыбу (что не наверняка), либо подушечку для осколков и боксерскую грушу для ударной волны (что как раз почти факт). В результате огневого налета, одна мина разорвалась на улице, другая попала в крышу особняка и взрываться раздумала, а третья очень удачно, от всей своей пятидесяти миллиметровой минометной души, сделала воронку на месте аккуратной стопки с моей одеждой и амуницией. Так погиб мой любимый Люгер, а история с ним началась за полгода до этого.
Апрель в этих местах был не очень холодным, градусов тридцать в тени не больше. Так что ждать было вполне терпимо, хотя и слишком задерживаться здесь не хотелось. У меня был день рожденья, и народ уже практически сидел за столом. Главное блюдо — беляши по моему личному рецепту — готовы были уже прыгнуть в кипящее масло на противнях и сковородках. Но пару часов назад пришла радиограмма, что в 15-00 будет самолет с оказией в виде трех бутылок «Столичной» и, о счастье, буханкой черного хлеба. Судя по тому, что в аэропорту было мало народа, рейс который я ожидал, был левый. Но внезапно в воздухе почувствовался запах тревоги. Перед зданием аэропорта заревели двигатели, захлопали дверцы автомобилей, и на поле почти одновременно появились особисты всех присутствующих на данном ТВД сторон. Наш капитан Сыщиков, камарадо Альварец из местных и компаньеро Хоакин из союзников. Они вежливо поприветствовали меня, но усилено делали вид, что не замечают друг друга. Однако, когда проявились послы и И.О. Главного советника, стало ясно, что я могу пролететь и мимо водки, и мимо чернушки. Не то что бы дипломаты, генералы могли спереть мою посылку, но у меня появилось подозрение, что мы ждем с ними один и тот же самолет. Мои размышления прервал капитан Сыщиков. Он, кстати, тоже был среди приглашенных на мой день рождения, и уже побывал в пиршественной зале и сообщил, что весь народ практически трезв,хоть и слегка уже смазал печень, беляши ждут на леднике своей участи, а кухонные сеньориты наготове ко всем видам эксплуатации. Сделав секретное лицо, капитан пригласил меня к нашему генералу на совещание. Ситуация была следующая… С минуты на минуту здесь ждали борт с ну очень высоким союзническим чином. К встрече, естественно, ничего не было готово, ибо в армии и политике, как правило, удаются только запланированные экспромты. И нужно было где-нибудь прокантовать знатного Гостя минимум пару часов. Причем, это надо было сделать дипломатично и ненавязчиво. Так как все мысли у меня были о застолье, то и решение я предложил ненавязчиво уводящее операцию в ту сторону. «Товарищ генерал», — преданно едя глазами начальство сказал я. «Объясните товарищу министру, что враг не дремлет, напомните историю с Рузвельтом, Черчиллем и Сталиным в Тегеране (я думаю, сравнение ему понравится). И объясните, что в целях безопасности он должен отдельно от большой свиты, инкогнито, проследовать в абсолютно безопасное место, о котором враги и не подозревают, ну а потом появиться и в официальных присутствиях. И что все это, в принципе, одна большая операция прикрытия. Можно позднее устроить в стороне перестрелку, а потом доложить, что враг побежден, поражен и разоблачен. Тут и орденок потом может обломиться. Ну, а самое безопасное и тихое место в этом городе — это место дислокации моей группы, где вокруг сплошные танки и смелые и политически грамотные офицеры».
Короче, процесс был одобрен и покатился в нужном мне направлении, Компаньеро, генерал и его близкое сопровождение, судя по всему, уже успели по чуть-чуть «остограммиться» в самолете, так что, когда мы прибыли к накрытым столам в наши пенаты, это было воспринято весьма благосклонно и с аппетитом. Зазвенели бокалы, стаканы, чашки и кружки, зашкворчали беляши, понеслись здравицы, перемежаемые политически правильными тостами, произносимыми мною и троицей особистов. Генерал оказался веселым и компанейским человеком, совсем не похожим на наших партийных и прочих бонз. И, пожалуй, все наши ребята сподобились с ним чокнуться, Аким в припадке дружелюбия даже хлопнул его по плечу, но экселенция министр не обратил на это внимания, чего нельзя было сказать о бдящих и сопровождающих товарищах, сделавших одновременно глаза в разных геометрических конфигурациях, весьма далеких от круга. Переводчица генерала, очаровательное существо цвета шоколада с молоком, по имени Белинда, смущаясь попросила у меня рецепт этих жутко вкусных пастелито. Оный рецепт был ей естественно выдан, Таракан с моего голоса записал рецепт сразу по-испански, и сходу попытался завязать знакомство, но подошедший свитский полковник величиной с Арканю, отбил у него охоту к лирике одной мимикой. Когда знатные гости уехали, и я рассказал народу, кого они хлопали по плечу, наступила сцена как в Ревизоре.
Как сказал Аким, так ошибаться в людях ему случилось до этого один раз. Он имел в виду случай, когда нашему самолету мирно везущему абсолютно мирные опечатанные ящики, приказали приземлиться на минутку на одном Средиземноморском аэродроме и подхватить оттуда нужного человечка. Приземлились мы удачно, вырулили на нужную полосу и, жужжа четырьмя низкими шмелиными басами, вырулили на самой маленькой скорости в строну взлета. От непонятных строений на периферии аэродрома к нам припустился открытый пикап, за которым явно гнались пешие, но вооруженные люди. Учитывая, что над пикапом размахивали чем-то оранжевым, что означало «свои», мы поддержали его экипаж огнем. Когда аэродромная таратайка приблизилась, мы смогли разглядеть поближе трех ее седоков. Водила — явно местный в камуфляже, ну а пассажиры… один из них европеец в элегантном костюме с дипломатом, похожий на Конери, Мура и Тихонова одновременно, а второй — типичный левантийский оборванец без возраста и национальности. Когда пикап подъехал к самолету, то к нашему изумлению, оборванец пожал руку европейцу, взял у него дипломат и, шустро выпрыгнув из пикапа, стремглав помчался к уже выкинутой ему на встречу дюралевой лестнице. Да-а-а-а, сказал тогда Аким, Бонды пошли уже не те.