Анафем
Шрифт:
— Как вы думаете, сработала ли уловка? — спросила Игнета Фораль.
— Ваша реакция ещё больше насторожила моё начальство. Мне приказали сегодня действовать более настойчиво.
— Но решение пока не принято.
— Я уверен, что они приняли его сейчас.
Пол у нас под ногами заходил ходуном, воздух наполнился пылью. В наступившей тишине прозвучала серия взрывов. Я успел насчитать двадцать. Это длилось примерно четверть минуты. Лио объявил:
— Не пугайтесь. Всё идёт по плану. Мы взорвали заряды под несколькими секциями внешней стены, чтобы все могли быстро покинуть концент, не создавая давку в дневных воротах. Эвакуация началась. Посмотрите на бирки.
Я
Препты сделали решающий шаг — отодвинулись от стола. Они глядели на свои бирки и обменивались замечаниями. Лио запрыгнул на стол и громко топнул ногой. Все подняли глаза.
— Хватит разговаривать! — потребовал он.
— Но… — начал Лодогир.
— Ни слова. Вперёд!
Я никогда не слышал, чтобы Лио говорил таким голосом, но слышал нечто подобное на улицах Махща. Значит, Лио упражнял не только тело, но и голос: учился у долистов использовать его в качестве оружия. Препты вереницей потянулись к парадной двери, на ходу закидывая на спину рюкзаки. Я бочком протиснулся мимо них в коридор, поднял свой рюкзак и снова взглянул на бирку. Картинка с вопросительным знаком исчезла. Я вошёл в кухню. Трис и Лио помогали Жюлю Верну Дюрану укладывать остатки его еды в мешки и корзины.
Я вышел через заднюю дверь Аврахонова владения на улицу, где полным ходом шла эвакуация древнего концента Тредегар.
Тысячами футов выше на кровли милленарского матика садились воздухолёты.
Вся эта система с бирками и рюкзаками казалась мне и многим из тех, с кем я говорил, оскорбительной, как будто концент — летний лагерь для пятилетних детей. Однако за пятнадцатиминутную пробежку по Тредегару я оценил её разумность. Всякий, даже самый элементарный план ведёт к грандиозной неразберихе, когда тысячи людей пытаются осуществить его одновременно. Темнота возводит количество неразберихи в квадрат, спешка — в куб. Люди, потерявшие бирки или рюкзаки, метались в большей или меньшей панике, но в основном они стягивались к грузовикам с репродукторами, из которых неслось: «Если вы потеряли бирку или рюкзак, идите сюда!» Кто-то подвернул ногу, кто-то задыхался, кому-то стало плохо с сердцем — к ним бежали военные медики. Прасуур и прафраа, не поспевавших за остальными, подхватывали на закорки фиды. Зачарованные своими бирками люди с грохотом сталкивались, падали, разбивали носы, ругались, кто виноват. Я раза два останавливался возле пострадавших, но медики работали на удивление чётко и довольно грубо советовали мне не путаться под ногами. Во всём чувствовался Алин почерк. Убедившись, что эвакуация в целом идёт нормально, я прибавил темп и побежал через рощу страничных деревьев в густой кроне листьев, которые уже никто не соберёт, к пролому в древней стене. Пролом был завален щебнем. В свете направленных со стороны экстрамуроса прожекторов пыльный воздух светился белесовато-голубым заревом, по земле метались длинные тени инаков, перебиравшихся через груду щебня. Солдаты освещали фонариками опасные места и резкими голосами давали указания тем, кто спотыкался или замирал в нерешительности. Красная линия на моей бирке вела через брешь, и я направился туда, стараясь не думать, сколько веков простояли камни, по которым я ступаю, и не вспоминать про инаков, вытесавших их и пригнавших один к другому.
За стеной начиналась открытая полоса, служившая местным парком. Сегодня она превратилась в стоянку для военных грузотонов: обычных бортовых машин, на которые установили брезентовые тенты. Сперва я видел только ближайшие к пролому, потому что их окружал
Что-то нагнало меня, разделилось и пронеслось дальше. Я скорее почувствовал его, чем услышал — взвод долистов в чёрных стлах, бесшумно пробежавший во тьме.
Несколько минут я бежал трусцой, часто петляя, потому что бирка направляла меня прямиком через стоящие грузовики. Я увидел справа ещё один пролом со своею горою света, потом, за поворотом стены, следующий. Оттуда по-прежнему лился поток инаков, поэтому у меня не было ощущения, что я последний. То тут, то там одинокий инак приближался к откинутому заднему борту грузотона, переводил взгляд с него на свою бирку, и на освещенном экраном лице крепла уверенность: «Да, мне сюда». Из темноты высовывались руки, помогая ему забраться в кузов, слышались приветственные возгласы. Все были странно веселы — в отличие от меня и немногих остальных инаки не знали, во что мы ввязываемся.
Красная линия вывела меня за последний из припаркованных грузотонов. Оставалась только одна машина, способная вместить ощутимых размеров ячейку: автобус, обклеенный яркими фототипиями ликующих игроков. Видимо, его реквизировали в казино. Я не мог поверить, что мне туда, но всякий раз, как я пытался обойти автобус, красная линия упрямо перестраивалась к нему. Так что я подошёл к боковой двери и заглянул внутрь. Там сидел водитель в военной форме, освещённый экраном своей жужулы.
— Эразмас из Эдхара? — сказал он, видимо, прочитав сигнал от моей бирки.
— Да.
— Приветствую тебя в ячейке триста семнадцать. — Водитель движением головы показал, чтобы я забирался внутрь. — Шестеро на месте, пятерых ждём, — пробормотал он, когда я проходил мимо него. — Рюкзак положишь на сиденье рядом с собой. Быстрей, быстрей.
В центральном проходе и на нижней стороне багажных полок была наклеена фосфоресцирующая лента, тускло освещавшая сиденья и людей на них. Первые два ряда занимали военные с жужулами, видимо офицеры. Через несколько пустых рядов я увидел знакомое лицо — Самманна, — освещённое, как всегда, его супержужулой. Однако вместо того, чтобы по обыкновению ухмыльнуться, он только стрельнул глазами назад.
В темноте за ним я разглядел несколько рядов кресел: рядом с каждым рюкзаком сосредоточенно склонилась бритая голова.
Я остановился так резко, что инерция рюкзака чуть не сбила меня с ног. В голове пронеслось: «Идиот, ты впёрся не в тот автобус!» — а ноги хотели сами повернуть к выходу, пока водитель не закрыл дверь и не тронулся.
Тут я вспомнил, что он приветствовал меня по имени и велел заходить внутрь.
Я взглянул на Самманна. Он принял тот мученический вид, который только ита умеют изобразить по-настоящему, и пожал плечами.
Я бросил рюкзак на свободный ряд и сел, но прежде оглядел долистов. Это были фраа Оза, пе-эр, суура Вай — та, что зашивала меня леской, суура Эзма, выплясывавшая на площади Махща перед снайпером, и фраа Грато, своим телом заслонивший меня от вожака гытосов и позже его обезоруживший.
Некоторое время я сидел неподвижно, гадая, как подготовиться к тому, что нам предстоит, и желая, чтобы оно просто началось без всякой подготовки.
Следующим в автобус вошёл Джезри. Он увидел то же, что и я, и на его лице отразились сходные чувства, хоть и не такие сильные. Он уже пережил нечто подобное, когда его выбрали для полёта в космос, так что ему было не привыкать. Проходя мимо, он хлопнул меня по плечу.