Анахрон (книга вторая)
Шрифт:
— Да нет, костры так не пахнут. Похоже, там все село пожгли.
— Кто пожег?
— Откуда я знаю, кто? Мне не доложились. Враги какие-нибудь. Были у вандалов враги?
— У всех были… Стой. Дед же рассказывал, что неспокойно у них в последнее время стало. Потому Вамба так и интересовался огнестрельным оружием, кстати. — Вика посидела, хмурясь.
— Так что же получается? — сказал Сигизмунд. — Если моя теорийка имеет под собой основания… а село ихнее действительно пожгли… то бытийная масса наших гостей уменьшилась до нуля. Стало быть, они здесь всерьез и надолго. Так?
Вика поразмыслила еще немного. Потом решительно сказала:
— Думаю, ты прав. Знаешь что,
— Ты что, с ума сошла? Старика в гроб загнать хочешь? Если он здесь навегда, то лучше ему не знать…
— Ты плохо его знаешь, Морж. Это такой старик, которому лучше говорить правду
Глава восемнадцатая
Сигизмунд впервые присутствовал при рассказах аттилы.
Они собрались на этот раз не в “светелке”, а в гостиной. Лантхильда устроилась за столом, положив подбородок на кулаки, и не сводила со старика глаз. Иногда шевелила губами, словно повторяя за ним. Наверняка слушала не по первому разу.
Вика неподвижно сидела рядом со стариком, держа на коленях маленький диктофон. Аттила не обращал на диктофон никакого внимания. Говорил себе и говорил.
Сигизмунд боялся, что будет скучно. Языка он не понимал, а Вика не переводила.
Но скучно не было.
Видно было, что дед Валамир — искусный рассказчик. Он то хмурился, то вдруг раздвигал кустистые брови и лучезарно улыбался, то выдерживал драматические паузы, после которых произносил фразу-другую чужим голосом, иногда торжественно-басовитым, иногда дрожащим или тонким. Да, Виктория права: нужно добывать камеру и снимать старика на видео.
Очень скоро Сигизмунд перестал замечать шрамы на лице Валамира. Да и сам Валамир как-то исчез, растворился в том бесчисленном множестве персонажей, что действовали в его историях. Сигизмунд “уплывал”. Подобный эффект иногда постигал его во время пения Мурра.
И чем больше Сигизмунд наблюдал за аттилой, тем больше понимал: Валамир — умный, волевой человек, привыкший держать свой род крепкой рукой. Эта сильная воля накладывала неизгладимый отпечаток на все, что делал или говорил аттила. Сигизмунд вдруг понял, что его это непостижимым образом успокаивает.
Вика, щелкнув диктофоном, поставила новую кассету. Аттила терпеливо ждал, пока она снова включит диктофон. Вика кивнула. Валамир заговорил снова. В глазах заискрилось лукавство, рот раздвинулся в усмешке. В речи замелькало имя Вамбы.
Сигизмунд не выдержал — попросил перевести.
— “И вот когда народился Вамба, устроили большое пиршество. День пировали, другой допировывали. Вамба родился, когда урожай был снят. В сытное время родился Вамба. Искали имя. Все предлагали разные имена. И Валамир предлагал. И Сегерих предлагал. А Гундамуд-Молчун сидел и молчал. И вдруг в брюхе у него заурчало. И отверз уста и сказал: “Вамба”. [ 7 ] Гундамуд-то — он умом недалек. Но поняли все, что прав на этот раз Гундамуд. И впрямь, сытное имя — “Вамба”. И стал Вамба Вамбой. А когда минуло Вамбе пять зим, дожди шли и урожай сгнил. И на следующий год плохо земля родила. И голод был. Вамба ходил сам тощий, а брюхо большое.”
7. “Вамба” (готский) — “брюхо”.
Аттила выждал, пока Вика закончит, — перебивать не унизился, — и еще одну историю поведал.
“У Бавдериха жена была дивно толстая. Поначалу не была она столь толстой, но после седьмого дитяти вдруг отучнела. И вот как-то летней порой пошел Бавдерих с женой в лес. Недалеко от села.
Эту историю Вика тоже для Сигизмунда перевела. Сигизмунд вдруг понял, что Лантхильда — еще в самом начале их отношений — пыталась рассказать ему о Бавдерихе. Рисовала ему медведя, мужика с толстой бабой, кусты… Он тогда не сообразил, о чем это.
Спросил, как догадались, что медведь таким был, а не иным.
Аттила сказал, что это умному Сегериху в голову пришло.
И добавил что-то, посмотрев на Сигизмунда пристально.
— Что он говорит? — жадно спросил Сигизмунд. А про себя вдруг подумал: может, и вправду язык вандальский выучить?
— Говорит, что медведя этого боги послали. Бавдерих некогда клятву преступил. Хоть у аланов давал клятву в роду Андага, а все равно настигли боги и покарали.
— А какую клятву?
— Того никто не помнит. Но аттила считает — боги покарали. И Сегерих так считает. Похоже, Сегерих у них в селе и впрямь за самого умного канал.
— Спроси, какой он из себя, Сегерих-то? — попросил Сигизмунд.
Аттила охотно объяснил: не самый умный, но самый правильный. Сегерих — родич аттилы. Стало быть, и Сигизмунду он родич тоже. Если Сегерих за что-то взялся — значит, смело можно за это браться. Сегерих всегда примером служит. Поэтому и ищет аттила Сегериха. Где Сегерих прижился и как обустроился — так и нам поступать должно, не ошибемся.
— В “Сайгоне”, во всяком случае, Сегериха не было, — мрачно сострил Сигизмунд.
— Естественно, не было. Такие, как Сегерих, в “Сайгон” не ходят. Туда такие, как Вавила, ходят.
Сигизмунд посмотрел на сияющую Лантхильду, на аттилу, который победоносно улыбался, видя, что его рассказы произвели сильное впечатление, и вздохнул. Надо как-то сказать им, что в овраге близ села гарью пахло.
Сигизмунд решил зайти издалека.
— Вика, спроси: у них там часто пожары бывали?
Вика переговорила с аттилой, потом покачала головой.
— Пожары нечасто, а вот лихие люди, случалось, бродили.
Сигизмунд покусал губу. Аттила посмотрел на него с внезапно вспыхнувшей тревогой. Отрывисто спросил о чем-то. Сигизмунд бросил взгляд на Вику.
— Скажи ему…
Вика, осторожно подбирая слова, заговорила с дедом Валамиром. Тот слушал, все больше супя лохматые брови. Переспросил. Вика подтвердила. Неожиданно дед метнулся через стол и схватил Вику рукой — не рукой, а лапищей, волосатой, в белых шрамах. Тряхнул, рыкнул что-то. Вика кивнула.