Анахрон. Книга первая
Шрифт:
Кобель недоверчиво нюхал креветки, но есть их не рвался. Впрочем, ему особо и не предлагали.
Лантхильда поначалу отнеслась к креветкам критически. Потом распробовала, вошла во вкус. Пыталась выяснить, что это за звери. Как их убили, рогатиной или из дробовика? Сигизмунд пришел к выводу, что девкина землянка явно не стояла на берегу океана. И в винодельческих районах тоже. Вино было ей не очень по вкусу. Морщилась, как от лимона: кислое.
Вот он, изысканный ужин. Фретать подано.
Выпив стакан вина,
Песни у нее были тягучие и диковатые, полные первобытной тоски, какая замечается иной раз в русских колыбельных.
У Сигизмунда тоже в голове зашумело. Очень волнительный получился вечер.
— Откуда ж ты родом, горемычная? — вопрошал он Лантхильду.
Девка преданно глядела ему в глаза белесыми зенками и выла…
В конце концов, в тоску вогнались оба. Лантхильда сидела, обхватив себя руками, раскачивалась и напевно причитала. А о чем причитала — неведомо.
Глава девятая
Соседа с четвертого этажа звали, как Горбачева, — Михал Сергеич. Он явился к Сигизмунду в девять утра, вполне готовый идти в РЭУ — качать права.
РЭУ принимало граждан, как выяснилось из бумажки на двери, два часа в неделю. Сигизмунд глядел на эту бумажку и глазам не верил. Такого с ним еще не бывало. Всю жизнь Сигизмунд жил в противофазе с казенными учреждениями. Любые контакты с муниципальными структурами неизбежно сводились к озверелым разборкам. В которых, к слову сказать, Сигизмунд чаще проигрывал.
А тут они попали как раз на часы приема. И народу не было. То ли чистая случайность. То ли присутствие Михал Сергеича сказывалось.
— Гляди-ка, попали! — удивился и сосед.
Да, видимо, случайность.
— Может, закрыто? — спросил Сигизмунд.
Толкнул дверь.
Открыто.
Комната. Три стола, два телефона, один фикус. Одинокая канцелярская тетка. Затрепанный регистрационный журнал.
Вошли. Тетка вскинула глаза. Тетка нестарая и мрачная.
— Вот, протекло тут… — с нажимом заговорил сосед.
— Погоди, Михал Сергеич, — отстранил его Сигизмунд. И — сурово — к тетке: — Ну что, сразу будем акт составлять или поглядим?
— Адрес, — холодно сказала тетка.
Сигизмунд назвал.
Тетка полистала журнал. Нашла там что-то. Снова подняла глаза. Тухлый, скучный взор.
— Я вас слушаю.
— Ну так вот, — опять заговорил сосед, — с потолка натекло, штукатурка вся к е… дреням феням обсыпалась, значит, трубу прорвало — не помыться… ни, извините…
— Адрес, — снова произнесла тетка.
Сигизмунд, кипя, повторил. Тетка что-то нашкрябала в журнале.
— Ваш адрес, — обратилась она к соседу.
—
Она спокойно записала что-то.
— Квартира?
Сосед назвал.
Тут из смежной комнаты вывалился вчерашний дедок, дядя Коля. Поглядел на Сигизмунда с Михал Сергеичем, дружески им ухмыльнулся и обратился к тетке:
— Так это, Томочка, те, кого вчерась залило… Мы с Лешкой залили…
Томочка перевела тухлый взгляд на дядю Колю.
— Ты не сомневайся, мы это… ну, починим…
— Акт, — сказал Сигизмунд деревянным голосом.
— Так это… — обратился к нему дедок.
— Завтра в двенадцать придет техник-смотритель. Составит акт, — брезгливо сказала Томочка.
— Люди, между прочим, работают, — заметил Михал Сергеич. — А не груши околачивают.
— В девять утра вас устроит? — с растяжкой спросила Томочка.
— В девять. Плюс акт, — назойливо сказал Сигизмунд. — Иначе иск.
Они с Томочкой ненавидяще посмотрели друг на друга, оба одинаково кислые.
— Да, — подтвердил сосед, — иначе иск.
— Итого, два иска, — с наслаждением отрезюмировал Сигизмунд. — Пошли, Михал Сергеич. На работу пора.
Уходя, они слышали, как дедок что-то с жаром объясняет тухлоокой Томочке.
На встречу с Натальей Сигизмунд, конечно, опоздал. Опоздал по-глупому. Зашел в магазинчик канцтоваров — купить разного барахла по мелочи, Светка просила. Заодно приобрести для девки альбом — пусть рисует на приличной бумаге. И хороший мягкий карандаш.
И очереди-то не было, не бывает сейчас в таких магазинах очередей. Просто сперва кассирша сонно копошилась, потом девушку за прилавком было не докричаться…
Увидел Наталью издалека. Стояла в белой куртке, с откинутым капюшоном, с копной светлых волос, разметанных по плечам. В мертвенном свете метро лицо выглядело бледным, будто обсыпанное мукой, а губы, накрашенные помадой “Револьюшн”, — очень красными. Вообще она выглядела уставшей. Что усугублялось выражением недовольства. Наталья была недовольна всем: правительством, метрополитеном, погодой, зарплатой. Но больше всего, разумеется, Сигизмундом.
— Сколько тебя можно ждать? Знаешь же, что за Ярополком опаздываю… Вечно последним из садика забираю.
— Они обязаны сидеть до семи.
— Ты не понимаешь! — взъярилась Наталья. — Всех детей разбирают в пять. А потом в полутемном садике до семи сидит одна воспиталка и двое детей: Ярополк и девочка из неблагополучной семьи. У нее вечно простуда на губе и сопли из носа висят. Потом я полседьмого забираю Ярополка, а воспиталка отводит эту девочку к родителям-алкашам…
— В пробке стоял, — пробормотал Сигизмунд, пересчитывая заранее отложенные деньги.