Аналогичный мир - 2

Зубачева Татьяна Николаевна

Эркин пришёл с допроса усталый: с лета, пожалуй, не говорил столько по-русски и о таком. Но был только этот… Орлов, слушает он хорошо и не за беляков, сразу видно. Вот ему и рассказывал, как прижимали цветных с оплатой, как ещё летом вытеснили со всех работ, кроме станции и мелочёвки на рынке, о разговорах, что за хозяином лучше, чем самому по себе… и о многом другом. Рассказывал и сам удивлялся, как он, дурак этакий, раньше ничего не понимал, как дотянул сдуру до последнего. И о ночном обыске рассказал, как били, ни за что, просто

так, как утром пошёл на рынок, и что потом началось.

Как и вчера, Орлов писал, иногда переспрашивал, просил повторить. Потом читал ему вслух записанное, клал перед ним лист, давал ручку, и Эркин старательно рисовал две буквы: Е и М. Потом Орлов выложил перед ним кучу фотографий. Кого из них видел, что они делали? Эркин нашёл белоглазого, что командовал ночным обыском. Правда, здесь он был в форме, как у того, чью фотографию летом на выпасе показывал помощник шерифа. Жаль, не добил гада. Ещё кого-то, что видел на рынке или станции. И того, кого Андрей тогда назвал Белой Смертью. Орлов только кивал и записывал. Нашёл и этого, Рассела. И запнулся, не зная, что сказать о нём. Ведь… ведь если толком подумать, то… то схлестнулись они из-за Жени, чего уж там. И двинул ему Рассел в отместку за ту ночь в парке, сам же так и сказал, и не пристрелил, хотя вполне мог, и с книгой этой… и… ну, что-то не то здесь.

— Не можешь узнать или не знаешь, что сказать? — пришёл ему на помощь Орлов.

— Я знаю его, видел, — начал объяснять Эркин. — Он беляк, конечно, и сволочь, но… но вот такого зла, как эти, — Эркин показал на фотографии белоглазого и других, отложенные им на левый край стола, — он не делал. Я не видел. В нас он не стрелял.

Орлов кивнул.

— А что ты вообще о нём знаешь?

— Да, ничего, — пожал плечами Эркин. — Он… Он в той же конторе, что, — и с усилием, всё-таки непривычно, — что и моя жена, работал. Ну… провожал её, книжки ей всякие давал, с разговорами лез.

— Понятно, — Орлов улыбнулся. — И вы как-то крупно поговорили.

— Ну-у, — замялся Эркин, но, поглядев на улыбку Орлова, сразу и хитрую, и понимающую, ответно улыбнулся. — Да, поговорили.

— И как? Отстал он?

— Он всё вокруг дома болтался, я его от дома отваживал, — объяснил Эркин. — А там, — он вздохнул, — Хэллоуин начался.

— Ясно. Ну, сам решай.

Помедлив, Эркин положил фотографию Рассела направо и взял следующую.

— Этого я не знаю, как зовут. Но я его весной ещё в форме видел.

— Так, а сейчас?

— На рынке, когда нас на торги хотели загнать, он командовал. Потом я его не видел. Может, и пришибли.

И разговор покатился дальше. Конечно, разговор. Допрос с битья начинается и без битья не идёт. А это — разговор.

Но устал Эркин от него сильно. И в камере сразу залез на койку, лёг на спину, закинув руки за голову, и погнал по телу волну. Хоть так размяться. Потом посмотрел на Мартина. Опять потолок рассматривает, но глаза уже живые. Мартин почувствовал на себе

его взгляд и повернул голову.

— Ну как?

— Нормально, — улыбнулся Эркин. — И не замахнулись ни разу. А у тебя?

— Тоже нормально, — Мартин усмехнулся. — Сказали, что оборону хорошо сделали.

— А разве не так? — к ним подошёл Арч и встал, опираясь растопыренными локтями на их койки.

Эркин подвинулся, Арч ловко подтянулся и сел на его койку.

— Это не мы хорошо оборонялись, — Мартин насмешливо улыбнулся. — Это они плохо наступали. Лезли в лоб по-дурному. Зашли бы с флангов, хреново бы пришлось.

— Это с боков, что ли? — Арч покачал головой. — Тогда да. Но и мы ведь стояли.

— А я разве спорю? Стояли хорошо, но и нас всерьёз не брали. Стреляли не прицельно, так… патроны переводили.

— Пугали? — предположил Эркин.

— И это, — кивнул Мартин. — Это всё охранники. А палач — не боец и бойцом не будет. Над связанным куражиться — это одно, а свою голову подставлять — совсем другое. И все они то ли пьяные были вусмерть, то ли ещё что…

— Точно, — перебил его подошедший к ним Длинный. — Я ему в лоб, так он…

Арч, нагнувшись, щёлкнул Длинного по макушке.

— Не встревай. Конечно, это ты, Мартин, правильно говоришь.

— И в заваруху зимой, — подал голос лежавший на нижней койке Губач. — Они тоже… врассыпную все.

— И ведь самая сволочь, — приподнялся на локтях Эркин, — самая сволочь смылась. Кто посмирнее и не шустрые, на тех и отыгрались. За всех огребли.

— Ну, не скажи, — не согласился Арч. — Это где как.

— Я в имении был, — стоял на своём Эркин, — так самые гнусняки первыми смылись. Нам ещё про свободу говорят, а хозяева уже за воротами.

— Точно, — кивнул Длинный, — и у нас так же.

— Опять встреваешь, — покачал головой Арч. — Зимой, конечно, всяко бывало. И по нам приходилось. Видал я… Костёр догорает, а вокруг костра как спали, так и лежат.

Эркин кивнул.

— Я тоже такое видел.

— Вы прямого попадания не видели, — усмехнулся Мартин. — Когда ни костра, ни людей, а одна яма, да может по кустикам рядом… где сапог с ногой, где… ещё что, хотя… мало что остаётся. Ладно. Война есть война.

Все закивали. О войне они знали мало. Сюда бои не дошли, даже бомбёжек не было. А Мартин воевал, он-то знает.

С допросов вернулись уже все. Значит, скоро ужин, вечерняя оправка и отбой. Нормально. Если б ещё знать, как там дома… Но это волновало только тех, кто имел дом и знал, что там его ждут. Но о доме, как и о будущем, старались не говорить. Не им решать. Значит, и думать нечего.

Золотарёв зашёл в гараж сразу после обеда и нашёл Свиридова, с которым предпочитал ездить. Быстро, надёжно и если что, то и помощники не нужны.

— Здравствуй, сержант. Когда машина будет готова?

— Здравия желаю, майор. А когда надо? — Свиридов выпрямился, вытирая руки ветошью.