Аналогичный мир - 2
Шрифт:
…Ему пять лет.
— Ну-ка, наклонись. А вот так ногу поднимешь? Коленкой к уху. Ну, хорош.
Смеющееся румяное лицо, круглые очки. Он удивлённо смотрит снизу вверх на этого беляка. Так его ни разу ещё не смотрели, не командовали.
— А теперь разведи ноги, шире, ещё шире и нагнись. Ай браво! И улыбнись. Нет, смотрите, интересный какой экземпляр.
— Да, — соглашается второй, постарше, но тоже в очках. — Иди сюда.
Он послушно подходит, встаёт на указанное место. Сильные мягкие пальцы пробегают по его телу, всего обшаривают.
— Согласен. Очень интересен.
— А
— Ну… не думаю. Как спальник он будет доходнее. Отправляйте.
И первый, похлопывая его по ягодицам, смеётся:
— Запомни, раб. Тебе ещё двадцать лет жить. А всего двадцать пять. Ну, благодари.
И он целует эти облапавшие его руки, решившие его судьбу…
…Всё. Он и так прожил лишний год. Двадцать пять лет закончились первого января. Тогда он этого не заметил. То ли ещё в имении был, то ли уже брёл со всеми. Да и неважно. Не жизнь это была. Жить начал с марта. Да, это было в марте. Женя так говорила. Женя… Ничего у него не было. Одна Женя. Не уберёг. Сказал тогда ей, что самого страшного, что могло, нет, что могли с ним сделать, у него не было. Ни разу его на «трамвай» не сажали. Ни одну по приказу не снасильничал. И как накликал. На Женю. Не уберёг. Даже лёгкой смерти у Жени не было. И у Андрея. Андрей поверил ему, а он… А что он мог сделать? Значит, что? А ничего. Всё теперь.
Золотарёв приоткрыл глаза и посмотрел в зеркальце на спокойное, даже… отрешённое лицо. Вот так-то, парень. Сейчас тебя и с другой стороны подёргаем. И с третьей. И начнём так… Он покосился на Свиридова, и тот сразу поймал его взгляд.
— Проснулись, майор? Как спалось?
— Да, спасибо, сержант, всё отлично. Теперь и утро можно начинать. Останови-ка вон там.
— Принято.
Свиридов прижал машину к обочине и остановил. Золотарёв вышел и огляделся. Удачно.
— Вылезай, парень, — сказал он по-английски и сразу по-русски: — Выводи его, сержант, — и опять по-английски: — Оправка.
Эркин вылез из машины уже увереннее — шофёр только слегка придержал его за локоть — перешагнул через канаву и встал спиной к русским.
— Смотри, какой стеснительный, — сказал за его спиной по-русски Свиридов.
И по-русски же ответил Золотарёв.
— Ему есть чего стесняться.
Эркин насмешливо улыбнулся: если они думали, что наручники помешают ему справиться с застёжкой, то просчитались. Рабов при долгих перевозках тоже выводили на оправку, не снимая наручников. Это в рабских штанах неудобно, а к застёжке он привык. При общих оправках, если в паласной форме, то спальники управлялись быстрее остальных рабов. Эркин застегнул джинсы, но продолжал стоять, глядя перед собой.
— Иди сюда, — позвали его по-английски.
Он медленно повернулся и пошёл к ним. Они оба стояли у машины и ждали его. Оба курили. Эркин остановился в двух шагах от них, но ни головы, ни глаз не опустил, смотрел между ними.
— Готов? — Золотарёв улыбнулся получившейся двусмысленности, понятной только ему и Свиридову. Многие ломались именно здесь, когда вместо закономерной пули — а для чего ещё остановка в безлюдном месте? — вдруг жизнь… Многие, но… но не этот чёртов индеец.
За эти дни Эркин похудел
— И чего тебе дать? Покурить или поесть? — спросил Золотарёв, уже чувствуя, что ожидаемого не случилось.
Спросил и нахмурился: таким презрительно-равнодушным осталось это строгое чеканное лицо.
— Ну, как знаешь, парень, — сердясь на себя, слишком резко бросил Золотарёв. — Тогда залезай.
Когда Эркин занял своё место, Золотарёв выплюнул и растоптал окурок.
— Поехали.
Свиридов кивнул и сел за руль. Подождал, пока Золотарёв сядет рядом и захлопнет дверцу, и мягко стронул машину. А не ладится что-то у майора, так что надо потише и понезаметнее, а то… не ровен час…
Им вернули всё. Кроме оружия. Нет, автоматы, патроны… на них они и не рассчитывали. Ну, кольты и пистолеты… в принципе тоже понятно. Но пояса, кобуры, портупеи… Это могли бы и вернуть. Но… Фредди предостерегающе посмотрел на Джонни: не начал бы качать права. Чёрт с ними, хотя жалко, конечно, хорошая кожа, пригнано всё, обмято, но… им время дороже. Справки, удостоверяющие их незапятнанность, расписаться в ведомостях за справки, что претензий не имеют, за вещи…
— А грузовик? — спросил Джонатан, придерживая рукой ведомость.
— На штрафстоянке, — равнодушно сказал сонный дежурный. — Расписывайтесь.
Джонатан расписался, и им достаточно вежливо указали на выход, не высказав пожелания новой встречи.
Уже на улице Фредди с отвращением провёл ладонью по щеке.
— Я в парикмахерскую.
— Успеешь, — Джонатан с наслаждением закурил. — Сначала на стоянку.
Полицейская стоянка для угнанных, конфискованных и задержанных машин располагалась невдалеке. Грузовик был там и в полном порядке, если не считать, что бензина на донышке.
— До «Пирата» хватит, — Джонатан расплатился с полицейским за двое суток и сел в кабину. — Поехали.
Фредди кивнул, выруливая со стоянки. Одеяла в кузове, пуловер Джонатана, даже их укладки под сиденьем и в бардачке — всё на месте. Если и обыскивали грузовичок, то умело и вежливо. Как и в Мышеловке.
Бензина хватило точно до «Пирата». Фредди остановил грузовик у подъезда. Лысый морщинистый старик за стойкой глазом не моргнул, когда они остановились перед ним.
— Двадцать первый? — спросил он тусклым равнодушным голосом.
Джонатан кивнул и бросил на стойку ключи от грузовика. Старик взял их и, не глядя, отбросил в сторону, где возникший из воздуха парень в замасленной куртке поймал связку на лету и тут же вышел.
— Что ещё? — спросил старик.
— Рубашки шестнадцать, трусы эм, носки десятый, — распорядился Джонатан, забирая ключ от номера. — И завтрак через час.
Фредди во время разговора, облокотившись о стойку, безучастно рассматривал пустынный холл. Только в дальнем углу дремал, укрывшись за развёрнутой газетой, невзрачный человечек в костюме тускло-мышиного цвета. Ты смотри, жив ещё. Во всех передрягах выжил, но по службе не продвинулся. Как тогда сидел здесь соглядатаем, так и сейчас. Даже газету, похоже, не меняет.