Анатомия колдовства
Шрифт:
Будь у них операционный стол и нужная обстановка, Магнус постарался бы усыпить норну, но это требовало того, чем он сейчас не обладал — времени. Гита лежала в снегу, замерзая, в городе начиналась большая охота на язычников, и нечего было и думать задерживаться здесь хоть на минуту. Поэтому колдун продолжал работать, несмотря на вопли Гиты, и лишь когда та наконец снова потеряла сознание, позволил себе облегчённо вздохнуть. Оставалось лишь несколько штрихов, по сути, восстановить то, что уже сделала раньше норна, и теперь он мог с уверенностью сказать:
— Всё? — слабым голосом спросила Гита. — Я, наверное, больше не выдержу…
— Всё, — Магнус осторожно подхватил её на руки. — Теперь нам надо выбраться из города. Потом я займусь твоей раной так, как подобает.
— О! Обожаю, когда мужчины носят меня на руках, — она бессильно обмякла в его объятиях, свесив голову. — Жаль, что они это делают, только если я не могу идти сама.
— Сможешь держаться в седле? — Магнус не обратил никакого внимания на эту болтовню.
— Шутишь? Только если шагом, наверное. Встряхни меня посильнее, и свалюсь сразу, это как пить дать.
— Твоя лошадь здесь?
— Да, если её не угнали.
— Значит, поедешь на моей, а я сяду на твою. Так лучше будет.
— Мертвечина? Надо, всегда мечтала посмотреть на джумарских химер.
— Ничего особенного. Мёртвая лошадь, немного изменённая. Но если не возражаешь, разговоры потом.
— Как я могу возражать своему спасителю? — Гита ухмыльнулась. — Всё, что пожелаешь, мой рыцарь!
— Умолкни.
Ей не оставалось ничего другого, кроме как замолчать.
***
К удивлению Йона, они вовсе не оказались первыми, кто сообщил королю о беспорядках. Собственно, Тостиг вовсе не был дураком и догадался обо всём ещё до того, как Вампир с Кенельмом покинули дворец — к тому времени, как они вернулись, он уже разослал по городу солдат. Но настроение у него было самое мрачное.
Он даже не стал подробно расспрашивать хускэрла, просто потребовал рассказать самое главное и снова отослал его в город. Вместе с ним вызвался идти и Йон — ему претила мысль отсиживаться за стенами, если в городе творится такое.
— Как пожелаешь, — только и сказал ему король.
На этот раз, однако, с ними отправилась и Хильда — Йон не без оснований считал, что её умения могут пригодиться в том, что готовила ночь. Правда, его охраняли в том числе десяток хускэрлов, но напряжение нарастало, и он уже не мог быть уверенным в том, что шпаги гвардейцев остановят взбудораженных горожан.
За первый же час они остановили четыре грабежа, а Ранкорн лишился тринадцати жителей — и Йон чувствовал себя премерзко, потому как язычники и октафиденты разделились среди зачинщиков этих четырёх грабежей поровну. Кенельм, однако, не делал между ними различий, и одинаково решительно убивал всех. Сефран своих узнает сам, как он сказал после четвёртой стычки, а его дело — обеспечить порядок.
Один раз довелось поработать и Йону, когда наперерез группе хускэрлов выскочил демон: четвероногое существо с огромной пастью и маленькими подслеповатыми глазками. В темноте больше ничего разглядеть толком было нельзя, да и некогда — обездвижив тварь привычной уже «снежной тюрьмой», Вампир дал отмашку бойцам, и через полминуты распознать в демоне хоть что-то знакомое не смог бы и сам Джованни ди Пацци.
А потом снова встретились люди, и снова клинки хускэрлов обагрились кровью. Квартал за кварталом оставался позади, утихающая метель засыпала трупы снегом, и с каждой минутой Йон понимал всё яснее: в этот Йоль город не принадлежит королю.
К середине ночи он осознал, что так продолжаться больше не может. Всё-таки он не был воином, и этот патруль вымотал его куда быстрее, чем Кенельма и других хускэрлов.
Он сбился со счёту, сколько раз их группа встречала грабежи и убийства. Это уже не было поимённым арестом высокопоставленных язычников, как собирался сделать Тостиг — теперь язычники и октафиденты из числа простых кэрлов с упоением убивали друг друга. Гвардейцев в основном сторонились, при первом же взгляде понимая, насколько неравны силы, но те сами не желали стоять в стороне и без промедления выхватывали шпаги.
Снег дымился от крови, а в воздухе стоял едкий запах пороха. Тут и там грохотали выстрелы — кто-то среди язычников сумел организовать в этом хаосе отряды сопротивления, и те нападали на стражников по всему городу. Их убивали безо всякой жалости, а потом обыскивали тела, чтобы забрать порох и пули — в этой бойне обычный запас истратился уже несколько раз. Для северян подобное не было чем-то из ряда вон выходящим, зато южные дворяне на их месте морщили бы носы, а то и вовсе отказались бы заниматься столь грязным делом. Правда, для грязных дел у них имелись слуги. Хускэрлы обходились сами.
И в какой-то момент Йон просто не выдержал. Сдался. Прямо сказал Кенельму, что ещё немного, и он просто свалится, и хускэрл, на удивление, не стал смеяться. Он просто сказал:
— Наконец-то. Я думал, ты упадёшь раньше.
Вскоре они повернули ко дворцу. И Йон был бы совершенно счастлив, если бы не обнаружил в своей комнате незваных гостей.
Вернись он на полчаса позже, и, наверное, его не спасло бы уже ничто. Тогда к его приходу успели бы подготовиться, устроили бы засаду, и глупо было думать, что Вампир сумеет справиться с десятком умелых бойцов — даже если владеет магией. Теургия, увы, не всесильна, а теурги тем более.
Но усталость дала ему фору.
Когда Йон открыл дверь в свою комнату — незапертую дверь, хотя он точно помнил, что закрыл её на ключ — он догадался обо всём ещё до того, как переступил порог и встретился взглядом с Эдмундом. В конце концов, он давно ждал подобного. Но священник ошибся: вместо того, чтобы обвинить Йона официально и вломиться к нему с официальными же полномочиями, он сперва предпочёл разобраться по-тихому, взяв с собой лишь одного тэна — копаться в вещах Йона самолично он побрезговал. И вот тогда у теурга уже имелись некоторые шансы.