Анатомия Комплексов (ч.1)
Шрифт:
Она почувствовала себя жуком, помещенным в спичечную коробку, замученным, забытым и закинутым на антресоли. Алена впервые почувствовала угрызения совести оттого, что в детстве ловила всяких букашек-таракашек и собирала их в банки, потом забывала, а они умирали. Теперь ее черед. Детская бездумность и жестокость предъявляли ей счет –– плати.
Как часто мы совершаем поступки, даже не предполагая, куда они нас заведут –– на самое дно страданий и боли или на вершину счастья и блаженства. Мы, бывает, и предполагаем, высчитываем, взвешиваем и все равно -- просчитываемся, и платим, а заплатив один раз, категорически не желаем платить второй и третий, не желая платить –– осторожничаем, а
Алена, раскачиваясь и глотая слезы, скользила взглядом по гладким стенам и снова подумала: ‘ вот он –– ад’. За какие грехи она сюда попала? Как же это она умудрилась так нагрешить за 20-то лет жизни? Что же она не так делала? В чем виновна?
За то, что ленилась чистить зубы на ночь? За то, что Димке Фомину годовую контрольную по алгебре списать не дала, а ему потом пришлось в ‘технарь’ вместо десятого класса идти?
За то, что они с Олеськой в восьмом классе фосфором для ногтей в кабинете ботаники скелет выкрасили?.. А потом ботаничку Анну Николаевну чуть инфаркт не хватил, выключила та свет в кабинете и кинула прощальный взгляд в темноту …зима была, поздний вечер… Ее потом час в учительской валерьянкой отпаивали..
А может, за то, что парней доводила? Костику Соколовскому свидание назначила и не пошла, а он два часа под дождем простоял и потом месяц с бронхитом провалялся... Сережку, как собачку на поводке два года водила, близко не допускала…
‘Бред! Какой бред! Чушь! Ерунда! Да это наверняка братья-уфологии, придурки несчастные, устроили! Решили проучить за скептицизм и неверие в торжество инопланетного разума! А заодно нервишки пощекотать, на силу духа и прочие архаичные атрибуты проверить!’ –– у Алены даже слезы высохли от возмущения. Она вскочила и опять заколотила в стены, выкрикивая в пустоту:
–– Эй, вы?! Шутники! Хватит издеваться! Выпустите меня сейчас же! Вы, идиоты! Выпустите, слышите! Я вам уши оборву! Я вас придушу! Выпустите меня! Хватит, ребята! Это уже не смешно, слышите?! Придурки, что вы делаете?!! Я вам что - подопытный кролик?! Сережа?! Мишка?! Макс?! Ребята!!? Хватит!! Хватит!! Я домой хочу!! Мне страшно! Прекратите сейчас же! Ну, Сережа?! Ну, хватит издеваться над человеком! Ну, все, все!! Верю я в ваших гуманоидов!! И во вселенский разум, в апокалипсис, и в бога, и в черта!!! Выпустите меня!!!
Алена то умоляла, то угрожала, то плакала, то злилась, то билась в стену, то рыдала, то сидела, сжавшись в комочек, но ничего не происходило, ничего не менялось. Она жутко хотела есть, пить, элементарно –– в туалет, но ее инквизиторов это видимо не интересовало и не беспокоило.
Она не знала, сколько сидит в этой железной коробке, позабытая, ненужная и словно вычеркнутая из списка живых и мертвых. Все, что было и есть, все, что могло быть и будет, осталось за этими непроницаемыми стенами, в том мире, где Алена еще училась в институте, еще собиралась замуж за Сережу. Здесь же уже был лишь ее фантом, насмерть перепуганная, растерянная, раздавленная, безумно уставшая, опустошенная тень от личности, призрак прошлого.
Она вспомнила все молитвы, которые почерпнула в мамином молитвослове, но бог был глух к ним. Она охрипла от криков, взывая к совести ненормальных, учинивших подобный эксперимент. Она поклялась никогда не пить спиртных напитков, не убивать насекомых, исправно молиться и чистить зубы на ночь, покаялась во всех проступках, грехах и грешках, вспомнила всех умерших родственников и живущих, но эффект был тот же.
Она то засыпала, то просыпалась, то бродила по комнате, то раскачивалась, сидя на полу, и, в конце концов, абсолютно отупела от одиночества и неясности. Паника сменилась полнейшей апатией, апатия злостью, злость - растерянностью и обидой. Водопад слез иссяк, сон смешался с явью, потеряв свои четкие границы, и Алена почувствовала, что попросту сходит с ума. Это уже не страшило, глупо бояться психбольницы, если ты в ней уже находишься, но рождало глубокое сожаление о прошедших годах и навевало философские мысли о мимолетности жизни.
В конце концов, когда из чистого упрямства она решила выжить, не сойти с ума, назло всем и вся, дабы, освободившись, как тот джин из бутылки, вспомнить своим обидчикам каждую минуту, каждый час, дни, а возможно, и недели, проведенные в этом ящике, и выставить счет, получить сполна за тяжелейший стресс, за непоправимый ущерб, нанесенный психике.
В этот момент о ней, наконец, вспомнили.
ГЛАВА 5
Алена дремала, сидя на полу, прислонившись спиной к стене, когда в комнате раздался шелест. Он произвел на привыкшую к полной тишине девушку эффект снежного обвала. Она резко открыла глаза и уставилась на фигуру, возникшую в полумраке комнаты.
В первую минуту помутненный рассудок, принял ее за привидение и, пока девушка соображала: пугаться ей, беспокоиться, просить о помощи или послать к черту незваного гостя, существо шагнуло внутрь и стена за его спиной закрылась со знакомым шелестом.
Это оказался не призрак, а вполне реальная особь мужского пола - тот самый голубоглазый парень, которого она видела на треклятой поляне.
Он протащил по воздуху серебристый поднос с крышкой, оставил его у лежанки, подошел к Алене и, присев на корточки рядом, заглянул в глаза.
Девушка склонила голову на бок, разглядывая парня: вполне человеческое лицо, только изможденное, с неестественным цветом кожи - желтовато-серым, без малейших признаков растительности. Ярко-голубые, большие, выразительные глаза, в которых плескалось то ли сочувствие, то ли сожаление, щурясь, внимательно изучали ее. Прямой нос, твердые, отчего-то лиловые губы, волевой подбородок, высокий лоб, и не просто астеническое, а скорей дистрофическое телосложение. Ему с таким же успехом можно было дать как 20 лет, так и 40 –– 45. Безмерная усталость и явные неполадки со здоровьем мешали установить точный возраст и искажали черты.
–– Как дела? –– спросил он. Алена вздохнула, еще не веря, что слышит человеческую речь, видит нормального мужчину, который не тает, не сливается со стенами и так же, как она, дышит, говорит, чувствует.
–– Ты кто? –– спросила она, облизав губы. Голос показался ей слабым, надтреснутым, но не удивлял - в горле давно было сухо, как в пустыне Сахара.
–– Меня зовут –– Рэйс. Я принес тебе завтрак. Хочешь в душ? Давай я тебя отведу, а потом покушаешь, и мы поговорим, хорошо?
У Алены дернулось веко -- голос у парня был тягучим, вкрадчивым, бесцветным…странным. Он словно говорил через силу или с трудом подбирал слова, они лились, как густая масса, нехотя и не спеша. Девушка так соскучилась по человеческой речи, общению и каким-то иным звукам, кроме собственных всхлипов, криков и хрипов, что буквально ловила каждое его слово, вслушиваясь в правильную речь, смакуя каждое словосочетание.