Анатомия Комплексов
Шрифт:
— Так нельзя. Алену не вернешь. Год, два, и ты вступишь в новый союз… — попытался вразумить его Иллан и осекся под предостерегающим взглядом. Обратил внимание на кровяные разводы на белой рубашке и содрогнулся, понимая, что это может быть кровь Эльхолии.
— Варварство, — бросил, отворачиваясь.
— Да, — согласился тот.
— Тогда зачем? Ваши обряды — дикость..
— А ваше мягкосердечие и всепрощение — преступление против личности. Твоя жена молила Анториса о крепких объятьях, о власти… и шла по головам, отбрасывая призрачных врагов…Теперь ей придется молить об обратном.
— Ты неоправданно
— Неоправданно жестоким, я буду, когда встречусь с твоим дружком Монтррой.
— Ты знаешь, где он? — заинтересовался Иллан.
— Да. На Мольфорне. В районе Колви.
— Что он там делает?
— Неужели не понимаешь? Войска собирает, против нас с тобой настраивает, смуту сеет, членов совета подкупает — готовит свой зад под наш трон.
— Зачем? — покачал головой Иллан, не понимая.
— Власть, — пожал плечами Рэй: что ж здесь не ясного?
— Эта не та цель, которая может оправдать подобные средства, — заявил Иллан. Рэйсли задумчиво посмотрел на него и опять пожал плечами: каждому свое.
— Я больше не желаю так жить! — взвился старший сегюр. — Я отказываюсь от звания сегюр, подаю в отставку! Хватит с меня крови, предательств, смертей!
— Не истери, — осек его Рэй. — Иди, отдыхай. Сходи к наложницам, развейся, с друзьями в эфриш слетай. Отвлекись. Остальное — не твоя забота.
— Нет, это наша общая забота. Хватит жить порознь. Ты забыл, что мы одной крови! — оскорбился Иллан и, встав, решительно зашагал к себе.
— Главное, чтоб ты это не забыл, — прошептал Рэй ему в спину и опять в небо посмотрел: Алена..
В списке мертвых ее не было, Поттану верить можно, да и сам проверил, полночи бродил в поисках. Значит, жива, милая, значит, они встретятся.
Рэй скрипнул зубами и сжал кулаки: высеку, раздену, нагишом до туглоса пущу и запру в комнате, чтоб и шагу ступить не могла! Ты у меня, милая, на привязи сидеть будешь, пока пустыня в цветущий сад не превратится! Я тебя, счастье мое, неугомонное, поучу уму-разуму, до конца жизни помнить будешь!..
Нет, глупо. С тобой так бесполезно, иной дорогой придется идти. Что ж, так тому и быть. Домой полетишь, охладишься малость. Ты ведь этого хотела? Земля, мама с папой, друзья и ни какого Флэта, Рэйсли, все сама со своим недалеким умишком. Хорошо. Я, конечно, тебя подстрахую, чтоб сильно не заносило, а в остальном… Посмотрим, как оно, мужские дела на женские плечи? Так месяц, два, глядишь, и феминизм интоксикацию вызывать начнет, а не моя физиономия, и свобода с независимостью той же дорогой пойдут. Отправлю — поживи без меня, может, что и поймешь…
Рэй встал, потянулся, и пошел к себе, нужно еще совет оповестить, а Иллан ему не помощник.
ГЛАВА 16
"Странная штука жизнь, ох, странная. Но почему именно у меня она складывается так, а не иначе? Я что, чем-то отмечена с рождения? Клеймом сатаны?" — вопрошала Алена сине-бурую накипь камней над головой.
Заботами Агии она чувствовала себя, если не хорошо, то вполне сносно. Настойка груттонки, кисло-пряная жидкость чернильного цвета, развеяла вязкий туман, клубящийся в голове. Матовые горошины с горьким привкусом алоэ сняли обезвоживание и интоксикацию. Боль глушила и-ку, кашель и першение в горле и груди — странные пастилки, и вкусом и видом напоминающие Алене квадратик застывшей смолы. Раны исправно смазывали чем-то едким, неприятным, и они зудели нещадно, где-то внутри, словно не заживали, а еще больше увеличивали раневую поверхность. С этим дискомфортом можно было примириться, перетерпеть, даже забыть на время, заснув, например, но какое средство применить против грызущей душу тоски? Было ли от нее лекарство у Агии? Может, и было, но как узнать наверняка? Ведь спросить, значит признаться в том, что отвергала три года…
Ворковская зажмурилась и прикусила губу, чтоб не завыть и не расплакаться, а для верности еще и руку на глаза положила. Широкий рукав блекло-розового цвета с коричневыми разводами рисунка хитона упал на лицо, закрыв его до подбородка. Теперь можно плакать — никто не увидит.
Алена хотела домой. Не просто хотела — жаждала так сильно, жгуче и яростно, что сама себе удивлялась. Она рвалась не на родную голубую планету, на зеленую улицу в старую девятиэтажку, под защиту бетонных стен и дубовых дверей, а в туглос, вычурное создание флэтонских архитекторов, под сень сине-зелено-бурой растительности, в сумрак и холод огромных пустых залов. Не в объятья матери и отца летела ее душа, а в стальной круг рук Лоан, к его широкой груди.
Рэйсли… Дикарь, тиран, вампир, а стал ей дороже родных, милых, интеллигентных людей. Он заслонил своей огромной фигурой, взрывным темпераментом, манерами диктатора тишину и покой уютной малометражки, безобидный трекот подруг, запах маминых щей и котлет, тепло ее глаз. Все это покрылось дымкой, отошло даже не на второй план, а на десятый, двадцатый, ушло куда-то вглубь памяти, зарылось в ворохе других воспоминаний и словно умерло вместе с глупыми мечтами о сероглазом принце.
Рэй. Он царил над ней, властвовал над памятью, душой и телом, лез в сновидения со свойственной ему бесцеремонностью. Холод голубых глаз, презрительный изгиб губ, трехцветные пряди, обрамляющие его каменное лицо…
С ним она не ведала страха перед миром, не знала забот. Он сдержал свое слово, став мужем, отцом, братом и другом в одном весьма недурственном лике.
Интересно: ищет ли он ее? Обвиняет, злится, переживает? Или забыл, выкинул из памяти капризную землянку?
Думает, что она сбежала или понимает, что ее похитили, ложью выманили из дома?
Что толку гадать? Что ждать? Три дня она сидит в этой пещере, зализывая раны, а к Рэйсли так и не приблизилась ни на шаг. Как он ее здесь найдет? Нужно что-то сделать самой. Встать и пойти в ближайший эфриш, сдаться патрулю, связаться с мужем..
Алена резко села и обвела взглядом пещеру. Шаванпрат тут же открыл глаза, но так и остался сидеть в позе лотоса, сложив пальцы в замысловатую мудру.
Агия спала на шкуре гура, свернувшись клубком и прикрыв лицо чаврашем до бровей. Не стоит будить хозяйку. Девушка ей нравилась: открытая, мягкая, улыбчивая. Добрая. Душа ангела, лик богини. А вот муж у нее…
Шаванпрат ассоциировался в сознании Алены с древней, сколотой во многих местах статуей Будды. Мало, что он сидел постоянно в такой же позе и молчал, так и вид имел под стать: на лице застывшая маска загадочной отрешенности, взгляд не «в», а сквозь.