Анатомия предательства: "Суперкрот" ЦРУ в КГБ
Шрифт:
Быстрый провал Пеньковского не сказался на положении Гарблера в ЦРУ. Резидентура работала с ним в полном соответствии с указаниями штаб-квартиры.
Срок пребывания Гарблера в Москве заканчивался, и он надеялся получить достойную должность в Лэнгли. В июле 1964 года приступает к новой работе в советском отделе, где ему обещают место заместителя начальника. После возникших конфликтов с офицером контрразведки отдела Питом Бэгли он перешел на хорошую должность в западноевропейский отдел, а затем после реорганизации руководит всеми разведывательными операциями во вновь созданном европейском отделе. Но вскоре последовали никем не объясняемые переводы с одного места на другое и притом на менее престижные. На слова о том, что он с его опытом может
Через пару лет, когда остров посетил его старый друг, Гарблер узнал правду. Друг рассказал, что все происходившее с ним после успешной работы в московской резидентуре объясняется подозрением в шпионаже в пользу Советского Союза. Его считали советским «кротом» в ЦРУ и поэтому все унизительные назначения преследовали одну цель — ограничить его разведывательные возможности и заставить уйти из ЦРУ. Позднее из своего личного дела, которое выдали ему из архива на основании Закона о свободе информации, он понял, что все беды принесла его работа с Игорем Орловым, которым он руководил почти двадцать лет назад в Западном Берлине. Голицын в Орлове увидел таинственного «крота» Сашу. Орлов не состоял в кадрах ЦРУ, работал по контракту как вольнонаемный. Но Голицын убедил контрразведчиков и Энглтона, что он мог быть групповодом и вербовщиком советских «кротов» и поэтому ему было лучше держаться в тени. Свыше десяти сотрудников разведки, работавшие в разное время с Орловым, попали под подозрение, находились в длительной проверке. Некоторые были уволены, даже не зная истинных причин.
Из своего досье Гарблер также узнал, что второй причиной возникших подозрений было его знакомство еще в Корее в 1950 году с советским разведчиком сотрудником английской МИ-6 Джорджем Блейком, с которым он регулярно играл в теннис.
В 1976 году Гарблер все-таки потребовал провести официальное расследование подозрений, висевших над ним почти десять лет. В итоговом заключении говорилось, что «вопрос о нарушении безопасности полностью решен в вашу пользу». Он вышел в отставку 31 декабря 1977 года и добился от ЦРУ денежной компенсации за испорченную карьеру.
ЮРИЙ НОСЕНКО
В начале июня 1962 года в Женеве сотрудник Второго главного управления КГБ Юрий Носенко, находящийся в составе советской делегации по разоружению, вышел на американскую резидентуру с предложением своих услуг. Носенко имел звание капитана и был заместителем начальника 7 отдела, в функции которого входила контрразведывательная работа среди иностранцев, посещающих страну. С ним встретились Бэгли, тогда сотрудник резидентуры в Берне, и прилетевший из Лэнгли Кайзвальтер. Носенко предложил за девятьсот швейцарских франков, которые, как он сказал, растратил из сумм КГБ, купить у него секретную информацию. Он якобы передал им сведения о расположении нескольких десятков подслушивающих устройств в американском посольстве в Москве, о подставленном резидентуре ЦРУ в Женеве агенте ПГУ, о проникновении советской разведки в английские спецслужбы в Швейцарии, о системе слежения «метка» с применением химического препарата при ведении наружного наблюдения за персоналом западных посольств в Москве и о кадровом составе резидентуры советской разведки в Женеве и некоторых других городах. Он отказался поддерживать связь с ЦРУ в Москве. Договорились, что останется «агентом на месте» и в следующий приезд снабдит свежей информацией. Отработали условия связи на случай выезда в любую западную страну.
В Вашингтоне в управлении контрразведки информацию Носенко на основе данных Голицына оценили как дезинформацию. Энглтон пришел к выводу и убедил в этом Бэгли, что новый инициативник, которому присвоили кличку «Алекс», является подставой КГБ. В конце января 1964 года Алекс вновь объявился в Женеве и с ним встретились те же двое. Вопрос, который интересовал ЦРУ после убийства 22 ноября 1963 года в Далласе президента Кеннеди, был задан в первую очередь: имел ли убийца президента Ли Харви Освальд агентурные отношения с КГБ? Заявление Носенко, что он вел дело Освальда, потрясло американцев. Носенко подробно рассказал о всех злоключениях Освальда в СССР и заявил, что КГБ даже не делало попыток завербовать его и использовать в работе против США.
Хотя эти данные соответствовали официальному заявлению советского посольства в Вашингтоне, они в то же время не вполне удовлетворяли спецслужбы, которые не могли поверить, что Освальд, служивший на секретной базе разведывательных самолетов У-2 в Японии, не имел контактов с КГБ. Возник весьма серьезный вопрос — доверять ли Носенко.
Сообщение Носенко о том, что наружное наблюдение КГБ случайно вышло на Пеньковского во время наблюдения за его связником женой английского разведчика Чисхолм, также вызвало большое подозрение в его правдивости.
Возникли и другие вопросы.
Неожиданно для обоих сотрудников ЦРУ 4 февраля Носенко заявил, что из Москвы пришла служебная телеграмма с указанием о его досрочном отзыве из. Женевы. Но он опасается, что его подозревают в шпионаже и возвращаться не намерен. Спустя несколько лет он признался, что выдумал историю с телеграммой, так как полагал, что ЦРУ может отказать ему в просьбе о предоставлении убежища. В тот же день по американским документам его переправили в ФРГ, а 11 февраля доставили самолетом на базу ВВС Эндрюс близ Вашингтона.
Обстоятельства предательства Носенко мною рассказаны так, как о них написано в западных средствах массовой информации. Однако до сих пор в среде бывших сотрудников КГБ, достаточно хорошо знавших Носенко, существуют различные версии, которые отличаются от изложенной. Одну из таких точек зрения высказывает в своих воспоминаниях «КГБ и власть» бывший первый заместитель председателя КГБ СССР Филипп Денисович Бобков: «…Я же до сих пор убежден, что Носенко попал в какую-то сложную ситуацию, и не выдержал. Конечно, не исключено, что он заранее обдумал свой шаг, только душа моя этого не принимала, я знал, как любил Юрий дочь, как тяжело переживал ее болезнь. Не мог он вот так просто бросить ее, бросить семью. А возможно, ему пригрозили, что убьют. У меня для такого вывода были основания». Нечто подобное о Носенко высказывает генерал контрразведки Вадим Удилов: «Юрий Носенко возможно и был избалованным судьбой человеком… Ему было много дозволено и доступно. Но бежать было незачем. Так думаю я — бывший детдомовец!». Последующие действия ЦРУ по отношению к Носенко могут служить основанием для такого мнения, но для его доказательства требуется отдельное исследование.
Жизнь Носенко под покровительством ЦРУ оказалась настоящим кошмаром, который продлился четыре года и восемь месяцев. Энглтон и поддерживающий его Бэгли, ставший вскоре его заместителем, считали, что задача Носенко как подставы заключалась в отвлечении усилий ЦРУ по поиску «крота», к разоблачению которого они подошли, вероятно, совсем близко, если КГБ стал засылать своих офицеров. И вторая, не менее важная, задача — довести до ЦРУ дезинформацию о том, что КГБ не имел никакого отношения к Освальду и соответственно к убийству президента Кеннеди.
Большая часть переданной Носенко информации вызывала недоверие. Например, при опросе его по Саше он заявил, что им является некий армейский офицер американской армии в Западном Берлине. Найти этого Сашу удалось лишь спустя два года, когда появившийся для вербовки Артамонова Кочнов, которого также опрашивали по этому неуловимому «кроту», выдал точные сведения. Но Саша, в прошлом армейский майор, якобы завербованный в ФРГ в 1959 году, уже был известен ФБР. Он сознался, его не судили, а перевербовали и использовали непродолжительное время как двойного агента в период Карибского кризиса.