Анатомия призраков
Шрифт:
— Наверное, она отчаянно стремилась покинуть своего грубияна-мужа и схватила то, что подвернулось под руку — платье, плащ и эти тапочки. После того, как он ее избил, она бы побежала и голая, лишь бы спастись.
— И все же, нет ли иного объяснения? — произнес Холдсворт. — Почему никто другой их не видел? Возможно, она оставила их в Директорском доме в свой прошлый визит, и именно потому, что они изорваны?
— Я знаю, что они были на ней. Слышите? Я это знаю.
Холдсворт поднял взгляд.
— Когда она пришла ко мне той ночью, в доме мистера Уичкота, я сидел на кровати в своей спальне, — его голос звучал хрипло, немногим громче шепота. — Она услышала мои рыдания, сэр, и спустилась ко мне, как ангел, коим и была. Я плакал из-за той бедной девочки, из-за всего, что случилось. И Сильвия прижала мою голову к груди. Она назвала меня милым мальчиком и смешала свои слезы с моими.
Холдсворт подавил жестокое желание рассмеяться над этой трогательной повестью. Можете быть уверены, юность превратит эпизод пьяного адюльтера в трехтомный роман и преподнесет вам еще до завтрака.
— А потом упала пуговица, — продолжил Фрэнк.
— Какая пуговица? — удивился Холдсворт.
— С моего сюртука… с клубной ливреи. Я все еще был в сюртуке. Мы с ней одновременно наклонились, чтобы поднять пуговицу. Тогда я и увидел эти тапочки на ее ногах. И ее пеньюар распахнулся и, боже праведный… и я…
Фрэнк резко наклонился вперед, закрыл лицо руками и зарыдал.
Холдсворту больше не хотелось смеяться. Ради Христа, что смешного в плачущем юноше и утонувшей женщине? Или, если уж на то пошло, в паре берберских тапочек и позолоченной пуговице с девизом «Sans souci»?
После завтрака Аркдейл нанес традиционный визит в Иерихон. Он присоединился к группе мужчин, ожидавших своей очереди у двери. Том Говнарь катил тачку по дорожке вдоль Длинного пруда. После, возвращаясь в свои комнаты, Гарри встретил золотаря у Нового здания. Том отошел в сторонку, почтительно потупив глаза.
Он снял шляпу, когда Гарри поравнялся с ним.
— Прошу прощения, сэр, — пробормотал он низким, сиплым голосом.
Юноша остановился.
Том достал квадрат грязной бумаги.
— Прошу прощения, сэр, вы уронили.
Гарри никогда прежде не видел этого листка и не имел желания прикасаться ни к чему, что держал в руках золотарь. И все же он взял листок. Он пошел дальше с запиской, держа ее в нескольких дюймах от тела. Гарри не смотрел на листок, пока не оказался в своей гостиной.
Аркдейл бросил обрывок бумаги на каминную полку и вымыл руки. Затем присел перед камином и взял щипцы и бумажный жгут для раскуривания трубки. При помощи этих инструментов он развернул записку. Обычно Гарри не был столь брезглив, но в грязных руках Тома Говнаря
Ни приветствия, ни подписи на листке не было, но Аркдейл немедленно узнал аккуратный каллиграфический почерк Соресби.
«Молю вас оказать мне милость и встретиться с подателем сего в час дня на речном конце Милл-лейн. Он отведет вас ко мне».
Гарри внезапно разозлился. Да кем этот Соресби себя возомнил? Одно дело, когда джентльмен испытывает жалость к несчастному бедолаге, и совсем другое, когда грязная бумажонка зовет его на гнусное рандеву с отвратительным дядюшкой этого бедолаги. Их же могут увидеть вместе! Это совершенно недопустимо.
Элинор услышала стук в дверь, шаги в прихожей и тихие голоса. Она отложила перо и прислушалась. Затем Бен поднялся и сообщил, что мистер Холдсворт находится внизу и просит сообщить о своем приходе, но не намерен навязывать свое общество, а только хочет спросить о здоровье директора.
— Вели ему зайти, — приказала Элинор.
Слуга вышел. Она убрала письмо леди Анне под промокательную бумагу, метнулась через комнату и изучила свое отражение в зеркале над каминной полкой. На нее смотрело собственное лицо с темными бровями, суровое и печальное. Неяркое серое платье, подходящее для супруги человека на пороге смерти. Женщина поправила чепчик и убрала под него прядь волос. Лучше не стало. Она все равно походила на пугало.
Бен объявил о приходе мистера Холдсворта. Его образ, сложившийся в голове, не вполне отвечал реальности, что тревожило.
— Как здоровье доктора Карбери? — немедленно спросил Джон. Время, проведенное на мельнице, покрыло его лицо здоровым румянцем.
— Немного лучше, благодарю, сэр. Простите, но я не хочу его беспокоить. Он сейчас спит. Но я знаю, что он будет весьма признателен, если вы нанесете ему визит во время бодрствования. Я рассказала ему, что вы и мистер Фрэнк вернулись в колледж.
— Будет ли он в состоянии принять меня?
— Этого я сказать не могу. Если вы заглянете около двух, то, возможно, застанете его бодрствующим.
— Рад сообщить, что мистеру Фрэнку становится все лучше. Я питаю обоснованные надежды, что знакомая обстановка и старые друзья довершат его исцеление.
— Я непременно упомяну об этом доктору Карбери… и леди Анне, — Элинор указала на стол. — Я как раз ей пишу.
Внезапно у них закончились темы для разговора. Молчание продлилось столь долго, что перестало быть терпимым и даже вежливым. Элинор пожалела, что он смотрит на нее с таким неослабным вниманием, тем более что ее внешность оставляла желать лучшего.