Анатомия рассеянной души. Древо познания
Шрифт:
Нини и донья Леонарда находили такие заявления неприличными, даже чудовищными. Лулу же не желала считаться ни с общественными обязанностями, ни с обычаями.
— Каждый должен делать то, что хочет, — говорила она.
Свобода, которой она пользовалась с детства, давала ей смелость высказывать свои суждения.
— И вы в самом деле, сошлись бы с кем-нибудь? — спрашивал Андрес.
— Если бы этот человек меня действительно любил? Еще бы! Пусть бы даже мне пришлось после раскаяться.
— И жили бы с ним, не
— Конечно. А почему бы и нет? Если я проживу два или три года счастливо и радостно, этого у меня никто не отнимет.
— А потом?
— Потом буду работать, как сейчас, или отравлюсь.
Эта склонность к трагической развязке проявлялась в Лулу очень часто; ее несомненно привлекала мысль покончить с жизнью, и непременно мелодраматическим способом. Она говорила, что ей не хотелось бы дожить до старости. В своей чрезвычайной откровенности, она доходила до цинизма. Однажды она сказала Андресу.
— Знаете, несколько лет тому назад я чуть было не потеряла свою честь, как говорят женщины.
— Каким образом? — спросил Андрес, удивленный этим неожиданным признанием.
— Один старый негодяй хотел меня изнасиловать. Мне было двенадцать лет. Слава Богу, что на мне были панталоны, и я начала кричать… а то быть бы мне опозоренной! — закончила она притворно трагическим тоном.
— По-видимому, эта возможность не вызывает в вас особого ужаса.
— Для женщины, которая некрасива, как я, и должна постоянно работать, это не имеет большого значения.
«Где правда в этом стремлении к искренности и к анализу? — спрашивал себя Андрес. — Непосредственность ли это, рассудочность ли, или своего рода бравада, из желания показаться оригинальной? Не разберешь».
По субботам Андрес и Хулио иногда приглашали Лулу и Нини с матерью в какой-нибудь театр, а по окончании спектакля все вместе заходили в кафе.
Большой приятельницей Лулу, которой она постоянно оказывала разные мелкие услуги, была одна соседка, старая прачка Венансия. Сеньоре Венансии было лет шестьдесят, и она постоянно работала. Зимой и летом она стояла в своей каморке, ни на минуту не переставая гладить.
Сеньора Венансия жила с дочерью и зятем, которого прозвали Маноло Бездельник. Этот Маноло, человек имевший множество профессий, то есть, в сущности, ни одной, работал очень редко и жил на счет тещи.
У Маноло было трое или четверо детей. Младшая девочка еще грудная; ее часто клали в корзину в комнатке сеньоры Венансии, и Лулу почти каждый день приходила за ней и носила ее на руках по коридору.
— Что выйдет из этой девчонки? — задавались вопросом некоторые соседки.
И Лулу отвечала:
— Потаскушка! — и прибавляла еще более крепкое словечко. — И будут развозить ее в каретах, как Эстрелью.
Дочь сеньоры Венансии была настоящая корова, только без колокольчика, ленивая
Лулу, любившая справедливость, видя однажды, что дочь нападает на мать, выступила на защиту сеньоры Венансии и обругала жену Маноло, назвав ее потаскушкой, пьяницей, сукой, а мужа ее старым козлом; та ответила, что Лулу и вся ее семья — кривляки, подыхающие с голоду, и только благодаря вмешательству других соседок они не вцепились друг другу в волосы. Но ссора на этом не кончилась, потому что Маноло, большой грубиян и вместе с тем трус, решил потребовать объяснения от Лулу.
Донья Леонарда и Нини, узнав о случившемся, пришли в негодование. Донья Леонарда выбранила Лулу за то, что она связывается с такими людьми. Донья Леонарда была чувствительна только к тону, что затрагивало ее репутацию в обществе.
— Ты оскорбляешь нас, — сказала она Лулу, чуть не плача. — Боже мой, что мы станем делать, когда придет этот человек?
— Пусть только придет, — возразила Лулу, — я скажу ему, что он бездельник, и что лучше бы он работал, а не жил на счет своей тещи.
— А тебе-то какое дело до того, что делают другие? Зачем ты вмешиваешься в чужие дела?
После обеда пришли Хулио Арасиль и Андрес, и донья Леонарда рассказала им о случившемся.
— Вот дьявол! — сказал Андрес. — Не бойтесь, ничего с вами не случится. Мы останемся здесь.
Узнав о происшествии и о предстоящем визите Бездельника, Арасиль с удовольствием ушел бы, потому что был не охотник до ссор, но, чтобы не прослыть трусом, остался.
Под вечер в дверь постучали, и чей-то голос спросил:
— Можно?
— Войдите! — сказал Андрес.
Вошел Маноло Бездельник, одетый по-праздничному, очень нарядный и торжественный, в широком тореадорском берете и с толстой серебряной цепочкой. На щеке его красовался черный вспухший шрам, с причудливыми разветвлениями. При виде Маноло донья Леонарда и Нини задрожали от страха. Андрес и Хулио предложили ему объясниться.
Маноло переложил берет в левую руку и начал длинную речь с соображениями и отступлениями относительно чести и неосторожно произносимых слов. Видно было, что он нащупывает почву, чтобы убедиться, можно ли разыграть храбреца, потому что эти двое юношей могли одинаково быть и трусишками и драчунами, которые не отказались бы от рукопашной.
Лулу слушала, нервно двигая руками и ногами, готовая вскочить каждую минуту.
Видя, что его не прерывают, Маноло расхрабрился и даже возвысил голос.