Анатомия страха

Сантлоуфер Джонатан

– Я тоже, даже если ты потаскуха.

Она снова шлепнула меня по груди, уже сильнее, и мы рассмеялись. А потом… впрочем, не стоит уточнять, что было потом, это и так ясно.

Часа через два Терри вдруг посерьезнела.

– Когда я спросила тебя об отце, ты… – Она осеклась, почувствовав, как я напрягся. – Но если расскажешь, это поможет. Неужели ты этого не знаешь?

– Раза два слышал от психоаналитика.

Терри провела пальцами по моей руке.

– Поверь, я умею слушать.

Я пожал плечами.

–

Ты мне не доверяешь?

– Доверяю, но… – Я вздохнул. В моей голове уже включился фильм, который идет там много лет. А вместе с ним и сопутствующие ему переживания. Горе, гнев, вина.

Терри коснулась моей щеки.

– Чего ты молчишь?

А что я мог сказать? Что мне не помогли даже психоаналитики? Но это, видимо, потому, что я им не помогал, не рассказывал о главном, что меня мучило.

– Эй, Родригес, давай рассказывай.

Я посмотрел в ее лицо и неожиданно для себя начал рассказывать о том, чего не знал никто. Особенно в детали не вдавался, но Терри поняла.

Выслушав, она подвергла сомнению мою вину, наверное, просто чтобы утешить меня. Я так ей и заявил.

– Нет, – возразила Терри. – Я детектив, не забывай. Чтобы сделать окончательный вывод, мне нужны факты. У тебя фактов нет. Откуда ты вообще это знаешь?

– Вот отсюда. – Я постучал по сердцу. – А теперь расскажи ты.

– О чем?

– О своем конфликте с федералами.

– Ах об этом. – Она вздохнула. – Так, ничего особенного. После одного серьезного преступления у нас создали «горячую линию». Ответственной назначили меня. Я должна была организовать прием звонков, отбирать сведения, представляющие интерес, и передавать в Бюро. Звонков поступало тысячи, большинство пустые, а людей, как всегда, не хватало, фактически трудилась я одна. Ну, в общем, прокололась, пропустила важную информацию. Меня обвинили в халатности. – Она опять вздохнула, и я крепко обнял ее. – На шесть месяцев отстранили от работы и предписали пройти принудительное лечение у психоаналитика. Пришлось полежать на кушетке перед доктором Фрейдом.

– Ну и как он? – Кто?

– Фрейд.

– Получше тебя. – Терри засмеялась и снова шлепнула меня по груди.

– Ты любишь драться?

– Нет. Только по необходимости. Кстати, психоаналитик сказал, что все мои действия с тех пор, как я стала копом, и до инцидента с «горячей линией» были продиктованы конфликтом с моим противным отцом. Вот так. – Она посмотрела на меня. – Так что не у тебя одного проблема с отцом.

Потом Терри поведала, что значит расти на Стейтен-Айленде, в семье итальянских эмигрантов четвертого поколения, где девушке положено выйти замуж обязательно за итальянца, завести не менее трех детей и жить рядом с родителями.

– Как видишь, я решила поломать традицию. – Она положила голову мне на грудь. – Я слышу твое дыхание, Родригес. Оказывается, ты дышишь.

– Не обращай внимания,

это я притворяюсь.

Мы посмеялись, пошутили, затем она спросила:

– Ты кем себя считаешь, католиком или иудеем?

– И тем и другим. В том смысле, что не считаю. Родители моей мамы, польские евреи, давным-давно обосновались в Нижнем Ист-Сайде. Их достали погромы на родине. А родители отца переселились из пуэрто-риканского городка Майягес в Эль-Баррио на Манхэттене. Я успел побыть иудеем, ходил в синагогу, носил кипу и все такое, правда, недолго. Вскоре бабушка Долорес решила сделать меня католиком. Водила в церковь, но тоже ничего не получилось. Полагаю, моя религия – Нью-Йорк.

– Ты хотел бы снова заняться оперативной работой?

– Нет. Спасибо. Я предпочел бы остаться рисовальщиком.

– Да, согласна, тут тебе нет равных.

Я пожал плечами, хотя слышать это было очень приятно.

– Расскажи все-таки, что у тебя было с Дентоном.

– Зачем?

– Так, интересно.

– Я же не спрашиваю тебя насчет твоих прошлых связей.

– А у меня до тебя никого не было. Ты первая. – Я попытался все превратить в шутку, но Терри отодвинулась от меня и завернулась в одеяло.

– Ты хочешь знать, сколько раз мы занимались любовью или каким он был любовником?

– Я ничего не хочу знать. Забудь. Извини. Я же не думал, что это больное место.

– А что ты думал? Что я трахалась с Дентоном ради повышения по службе?

– Я этого не говорил.

– Но ты так думаешь.

– Нет. Чего ты всполошилась?

– Я не всполошилась. Решил, что если я легла с тобой в постель, то ты имеешь право копаться в моей жизни?

– Я не собирался копаться в твоей жизни. Лишь спросил о Дентоне. И очень об этом сожалею.

– К черту, – пробормотала она. – Собирайся и уходи.

– Что?

– Ничего. Уходи! – Лицо Терри исказилось гневом.

– Да ладно тебе, забудь.

– Забыть что… допрос, который ты мне учинил?

– Забудь все. – Я вскочил с постели и начал надевать брюки. – Забудь вообще, что я тут был.

– А разве ты тут был?

– Мне казалось, что да, но теперь вижу, что нет. – Я потянулся за рубашкой и, продолжая одеваться, ожидал, что Терри меня остановит. Но она не остановила.

«Зачем я это сделала? Какого черта?» Терри Руссо плюхнулась в постель, пытаясь понять, что произошло. Что сделала? Пригласила его домой или выгнала? Впрочем, значения это не имело, потому что опять не получилось, с очередным мужчиной. Но ей казалось, что Родригес другой.

Она поплелась в ванную комнату, убрала волосы в хвостик, вымыла лицо, посмотрелась в зеркало.

«Нет, что касается мужчин, у меня никогда ничего не получится нормально. Прав тот психоаналитик: мою жизнь действительно исковеркал отец».