Анатомия страха
Шрифт:
Я закрыл глаза и попытался отвлечься. Вообразил Терри в постели. Отвлекся, но не расслабился. Потом вспомнил песчаный пляж под голубым небом во время моей первой и единственной поездки в Пуэрто-Рико. Мне тогда было девять лет. Мы с отцом много часов строили большой песчаный замок, который за пять минут смыли волны. Остались лишь округлые холмики. Отец тогда сказал: «Мы с тобой построим другой». Но нам так и не удалось ничего построить.
Он наблюдает за Родригесом, как тот уходит с сумкой на плече, где лежат принадлежности для рисования, следует за ним пешком до Пенсильванского вокзала,
Обстановка в квартире удивляет его. Вернее, отсутствие обстановки. Продавленный диван, старый столик с лампой, кровать застелена как попало. Неряха. Как можно жить в таком хлеву? В общем, недочеловек.
Он проходит мимо кровати, брезгливо отворачиваясь, будто боясь подхватить заразу. Его привлекает длинный рабочий стол, заваленный рисунками, карандашами, ластиками, растушевками, точилками, стружками и прочим. Отвратительный беспорядок.
Он включает мощную лампу, перебирает рисунки. Изучает стиль Родригеса. Ему все понятно. Вскоре он приходит к выводу, что Родригес, несомненно, талантлив. Неприятно признавать, но факт.
Он замечает портативный проигрыватель и включает его. Комнату наполняет музыка сальсы, пронзительная и противная. Он морщится, тянется выключить и сбрасывает проигрыватель на пол. Наклоняется поднять и видит на полке под столом блокнот для рисования. Открывает его и замирает.
Значит, репортер в газете написал правду. Просто не верится, что подобное возможно. Неряха – и с таким даром. Правда, именно поэтому он и взялся за ним следить, однако не ожидал обнаружить такое.
Дрожащими руками он хватает блокнот, рассматривает свой незаконченный портрет. Хочет вырвать его из блокнота, разорвать в клочья, но нельзя. Родригес не должен догадаться, что здесь кто-то побывал. Нужно все основательно продумать. Он закрывает глаза и, как обычно, ждет Божьего совета.
Поезд задержался в Нью-Хейвене, а потом в Хартфорде, в результате я прибыл в Бостон почти на два часа позже. Взял такси, оно довезло меня до внушительного здания из гранита и стекла, где располагалось полицейское управление. Там было все, включая лаборатории – ДНК и баллистическую, – оборудованные по последнему слову техники. У них в штате были также два компьютерных рисовальщика высшего класса, с ними я познакомился, когда был тут в последний раз. Но мастерам отличиться не удалось, коли вызвали меня. Прилив злорадства слегка согрел душу.
Полицейский проводил меня к кабинету детектива Невинз. Это была уже не каморка, которую она занимала три года назад. Табличка на двери гласила, что Невинз теперь руководитель отдела расследования ограблений.
Она метнула на меня взгляд и отбросила назад белокурые волосы. Выглядела Невинз прекрасно.
– Поздравляю с повышением, – произнес я.
– Ты опоздал! – резко отозвалась она. – Свидетель уже ушел.
– Но я не виноват, поезд опоздал. Что теперь делать?
– Ждать до утра. Можешь остаться?
– Конечно, – ответил я улыбаясь.
Она
– Ого! Поздравляю еще раз. Когда это случилось?
– Год назад. А ты думал, что я стану дожидаться тебя?
В последний мой приезд в Бостон Невинз была так довольна моими рисунками, что мы отправились выпить, а потом, как водится, оказались в постели.
– Ты так ни разу и не позвонил, свинья.
– Извини, замотался, дел было по горло.
– Тут неподалеку есть отель, – буркнула Невинз, – десять минут пешком. Расходы мы тебе оплатим.
Ответа ждать пришлось долго. Еще бы, ведь Бог так занят. Но для него Он все же выкроил время. Вначале напомнил о важности его миссии и о том, что он будет помещен в пантеон мучеников.
Он закрывает блокнот со своим незаконченным портретом и кладет на место. У проигрывателя треснул корпус. Надо сделать так, чтобы хозяин подумал, будто на него случайно упала с полки книга. Он оставляет проигрыватель лежать на полу. Приятно, что любимая игрушка рисовальщика немного поломана.
Он просматривает его рисунки и выбирает такой, где особенно ярко представлена техника: великолепно выписанные глаза, нос, губы, слегка приоткрытый рот. Вряд ли Родригес хватится этого рисунка. Он прячет лист в карман вместе с карандашом.
У двери опять недолго возится с замком, чтобы привести в порядок.
На улице он успокаивается. Родригес каким-то образом создал его портрет, ну и пусть. Это его больше не беспокоит. Скоро все станет на свои места.
Он вглядывается в небо и шепчет:
– Спасибо.
36
Отель оказался лучше, чем я ожидал. Красивое одиннадцатиэтажное здание, все блестит, чистота идеальная. Кругом одни бизнесмены. Я заглянул в свой номер, увидел двуспальную кровать, ванную комнату со стерильностью, как в операционной, домашний кинотеатр и отправился купить зубную щетку и поесть. Рядом располагались магазин и кафе, где я выпил бокал вина «Шираз» и съел отличный ужин, который немного испортила молодая парочка за соседним столом. Они ласкались и целовались практически в режиме нон-стоп. Я хотел прикрикнуть на них, предложить поискать более укромное место, но плюнул и вернулся в отель. И без того настроение было ни к черту.
В номере посмотрел с середины до конца какую-то серию «Места преступления», но настроение не улучшилось. На душе было муторно. Не давал покоя фантом, за которым я уже и не должен был охотиться. Ведь дело передали федералам.
Я посмотрел в окно, где падал снег, медленно и очень красиво.
Снежинки крутятся в воздухе, превращаются в сосульки и падают на тротуар. Где-то звучит сальса, все громче и громче, а вскоре появляются танцующие, мужчины и женщины. Они весело смеются. У одного в руке рисунок из сна моей бабушки. Он роняет его, рисунок вспыхивает голубоватым пламенем. У меня начинает жечь глаза. Я трогаю их, они горячие. Рядом возникает женщина, одетая в белое, с горящей свечой в руке. Она шепчет: «Город, город».