Анатомия страха
Шрифт:
Наталья застелила скрипучим накрахмаленным бельем колченогий диванчик, набросила сверху покрывало и оглядела комнату. Чистенько, уютно, хотя и бедновато. На полу потертый «персидский» ковер с тигром. Салфеточки, связанные крючком лет сто назад — белые нитки успели пожелтеть. Над диваном гобелен с красавицами и бахромой. У них дома тоже был когда-то такой, еще бабушкин. Наталья любила потихоньку заплетать бахрому в косички, за что ей частенько попадало. Красавицы были так себе, разве что платья ничего, зато дворец… Сколько времени она провела,
У Свирина было тихо. Так тихо, что Наталья забеспокоилась: работает ли «клоп». Но вот что-то скрипнуло, наверно, дверь ванной или туалета, они находились рядом с вешалкой. «Клопик» был слабенький, брал только в радиусе двух метров, но для нее этого хватало. Главное, не пропустить, когда Свирин соберется уходить. И тогда — ноги в руки! Он с восьмого этажа, она со второго, у нее есть фора, которая уйдет на то, чтобы надеть пальто и выскочить. Баба Зоя будет удивлена. Надо будет придумать, что соврать. А, что там — «в госпиталь, к сынку». Ей было неприятно так врать, но ничего умнее в голову не приходило.
Глава 22
Дима стоял на углу Садовой и Вознесенского напротив бывшего исполкома и ждал Ольгу. Она опаздывала. Было уже начало десятого. Дима не знал, откуда она должна прийти, и крутил головой во все стороны, как сова. И все равно проглядел: Ольга тронула его сзади за плечо.
— Привет! Извини, что опоздала. Давно ждешь?
— Да нет, не очень. Это тебе, — он протянул Ольге букет лиловых хризантем.
— Спасибо, — она зарывалась в цветы носом. — Люблю хризантемы. Только когда стоят долго в вазе, в них клопы какие-то зеленые заводятся.
— А ты не держи долго. Лучше я тебе новые принесу. Без клопов. Ты из дома?
— Нет, только забежала пыль с себя стряхнуть. Я тут недалеко аудит делаю по договору, сроки горят, приходится задерживаться.
— Слушай, Оль, а хочешь я тебя к себе бухгалтером возьму? — и Дима рассказал, как в больнице выдал ее за своего бухгалтера. Ольга смеялась, на них оборачивались. — Может, пойдем куда-нибудь? А то торчим на углу, как не знаю кто.
— Я с утра голодная, — сказала Ольга, поправляя шелковый шарф. — Дома — шаром покати.
— Мы, между прочим, у входа в ресторан стоим.
— Ой, нет! — скривилась она. — Только не это. Давай лучше в кафешку. Тут рядом приличная есть.
— Тут рядом много кафешек. Вон, через дорогу, например, — Дима кивнул туда, где на мраморных ступеньках топтался здоровенный бритый вышибала.
— А, жлобское заведение! — Ольга махнула рукой. — Правда, лет десять назад там жарили обалденных цыплят. Пошли!
Они прошли буквально несколько метров и оказались у самой обыкновенной стеклянной двери со скромной табличкой «Кафе».
— Сюда? — уточнил Дима. — А где название?
— Зачем тебе название?
Поднявшись по ступенькам, они оказались в маленьком, совершенно пустом зальчике с обитыми гобеленом стенами. Тосковавший за стойкой бармен оживился.
— Машуня, у нас гости! — крикнул он куда-то себе за спину и снова повернулся к ним: — Проходите, присаживайтесь.
Не успели они сесть за столик в углу, к ним подлетела молоденькая официантка с черными волосами, блестящими, как у японской куклы. Она протянула Ольге меню в зеленой обложке, но та не взяла, глядя на что-то за ее спиной круглыми от удивления глазами. Дима и официантка как по команде обернулись.
Огромный кот черепаховой масти в противоблошином ошейнике стоял на стуле, положив лапы на край стола, и поедал хризантему в вазочке — такую же, как в Ольгином букете.
— Не только ты хризантемы любишь, — сказал Дима.
— Прохор! — строго прикрикнула на кота официантка Маша.
Кот прижал уши, но продолжал объедать цветок. Маша махнула на него меню. Сказав «мыр», Прохор тяжело шлепнулся со стула и с достоинством удалился на кухню. Ольга засмеялась.
— Никакого с ним сладу, — вздохнула Маша. — Подождите, он еще к вам придет. Только не давайте ничего, он не голодный, просто попрошайка. Ну, что будем кушать?
Они заказали по салату и по отбивной. Тихо играла музыка — что-то знакомое, но давно забытое. Дима курил, Ольга маленькими глоточками пила минеральную воду. Они молчали, но молчание это было мягким и пушистым, как усевшийся в углу умываться Прохор. «Удивительно!» — подумал Дима и улыбнулся.
— Ты чего? — спросила Ольга, глядя поверх стакана.
— С тобой хорошо молчать.
— А разговаривать?
— Разговаривать тоже, но молчать редко с кем хорошо. Обычно люди начинают нервничать и говорить всякую ерунду, лишь бы забить паузу.
Диме хотелось сказать многое, вернее, он чувствовал многое, но совсем как четверть века назад, не знал, как выразить это словами.
— Здесь хорошо, — выдавил он.
— Да, — кивнула Ольга. — Раньше здесь готовили огромные горячие бутерброды. Я после института работала здесь недалеко, в одной профсоюзной лавочке. Летом наша столовая закрывалась, вот мы и харчевались где придется. До дому все-таки далековато было бегать…
Дима заметил, что морщинка между Ольгиными бровями вдруг стала глубже.
— Оля, скажи, — он накрыл ее руку своею, — ты… чувствуешь себя виноватой?
— Ты имеешь в виду, из-за тебя?
— Да.
— Не знаю… Когда-то я была замужем, мне только-только восемнадцать исполнилось. Когда поженились, казалось, неземная любовь до гроба. А потом случайно познакомилась с одним парнем. В очереди к врачу. Это было какое-то безумие, я ничего не могла с собой поделать. Вот тогда я действительно чувствовала себя виноватой. Счастливой и несчастной одновременно. Он хотел, чтобы я развелась, но… я не смогла. Мы расстались, с мужем все наперекосяк пошло, через год он сам захотел развода.