Андерманир штук
Шрифт:
Ратнер сошел на них, как ангел с небес.
Во-первых, он сразу купил всю Лизину «Марьину рощу», увидев только одну картину на стене в кухне. «Это же… это… у меня нет слов, Лиза! Сколько у Вас таких? Двена-адцать? Я покупаю все – простите за тон: конечно, не я как я покупаю, а как директор учреждения… у меня в академии стены голые. Кстати, я на днях об этом думал: в академии первый выпуск уже на носу – стыдно просто, что я все откладываю заняться… как бы сказать, не интерьером, конечно, упаси Бог, но – Вы понимаете, Лиза?»
Еще бы Лиза не понимала: у нее никто и никогда не купил пока ни одной картины, а тут сразу аж двенадцать – да в постоянную экспозицию, да в такое место!..
Во-вторых, Ратнер явно заинтересовался Львом, причем сильно. Волшебное ратнеровское я-в-таких-вещах-толк-знаю отозвалось – если и не в сердце Льва (о чем откуда ж узнать!), то определенно в сердце Лизы – звоном небесных колокольчиков.
– Но Лев! – взывала к нему она после ухода Ратнера. – Человек тебя лечить пришел, понимаешь? И если он, тем не менее, сумел увидеть в тебе «дар Божий»… это же его слова! Неважно, что ты сам про себя думаешь, даже и хорошо, что сам ты в себе ничего не видишь, – важнее, что он видит. Потому что он ошибаться не может.
– Ой, Лиз… хватит выделять каждое «он» курсивом, – попросил Лев.
Но, конечно, Лев и сам был ошарашен. Никто и никогда не говорил ему вообще ничего о его способностях – о просто способностях, хоть к чему бы то ни было! По словам же Ратнера получалось, что Лев… извините, может все. Ему, Льву, дескать, только немного не хватает «школы» (Лев не очень понял про «школу», но в подробности вдаваться не стал), а придет «школа» – и цены Льву, значит, не будет. Лев про «цену» тоже не понял, однако сосредоточиваться не стал и на цене.
– Вы, Лев… простите за пафос, конечно, но Вы феномен, понимаете? Вот Вы только что о нашей с Вами первой встрече так трогательно мне рассказывали, когда Вы на сцену ко мне поднялись… я помню Ваши глаза с тех пор! Потом я их у Вашей мамы увидел – и все гадал еще: откуда, откуда? Но дело не в глазах, конечно, а в том, что я помню Вас – мальчишкой, и энергию, от Вас идущую, чистоты необыкновенной – помню. А на днях, когда Ваша мама мне все про Вас сообщила – например, что Вы с дедушкой в постоянном контакте… я ведь еще не понял тогда, что Вы – это Вы, но ведь сообразил же: вот оно! У меня в академии на сегодняшний день человек семьдесят студентов – большинство случайные люди, которые, это мое мнение, ни на что не способны… а тут – нате вам: человек, который прямо сейчас, сию минуту, может! Экстрасенсорная перцепция в чистом виде…
В общем, Лев и опомниться не успел, как почувствовал себя другим Львом – и было это странно. Значило оно все для него что-нибудь или нет, он не знал, но значение определенно имел тот факт, что Ратнер предложил ему учиться, «прямо сейчас и начав», – страшно подумать, в Академии Тонких Энергий, о существовании которой ни Лев, ни Лиза и представления не имели! Причем учиться в этом платном, как выяснилось, заведении Лев мог даром – и, к тому же, Ратнер обещал назначить ему стипендию.
Проводив Лизу домой, Лев шел пешком по набережной.
И внезапно начинал ткаться – из кусочков, из обрывков, из клочков – узор его жизни, которого Лев не видел до сегодняшнего вечера, но который – вот же! – теперь проступал сквозь все его «не могу», все его «не знаю» и «не умею». Оказывается, во-о-он там – он немножко мог, там вот – немножко знал, а тут – немножко умел… интересно, интересно, м-да.
– Деда, – тихонько говорил он, – ты представляешь себе? Академия Тонких Энергий! Учиться я, правда, поздновато начинаю, но зато понятно теперь, почему я столько лет после школы не поступал никуда: некуда было, академии не было еще… А тут – ее как будто для меня создали, это ведь судьба.
– Ну-ну… – вздыхал дед Антонио.
Сегодня, на пути в академию, куда ему предстояло войти в первый раз, Лев поначалу тоже слышал только «Ну-ну».
– Как-то все оно немножко быстро случилось, львенок, не кажется тебе? – скучно спросил вдруг дед Антонио в ответ на какую-то очередную реплику Льва. Он давно уже не называл его «львенок» – и какое-то тайное значение имя это, видимо, в данный момент имело.
– Что – «немножко быстро»?
– Ну, сам посуди… чуть ли не тридцать лет – да вот же, вплоть до недели-другой назад! – ты ничего не знал, ничего не умел, не мог ничего, и вдруг – щелк: все можешь! И – всемогущий уже – идешь еще чуть-чуть подучиться… как-то оно смешно немножко: всемогущему-то учиться – зачем?
– Это не я говорю, что все могу… это обо мне говорят – есть ведь разница, деда?
– Да, в общем, нет. Если ты соглашаешься с тем, что говорят, – разницы нет.
– Я не соглашаюсь! Я хочу проверить…
– Брось, не проверяй. Зачем проверять то, что сам Ратнер сказал?
– Ты не любишь его, я знаю, – с первого моего рассказа не любишь. Но я и тогда не понимал за что – и теперь тоже.
– При чем тут – люблю или не люблю… – с досадой сказал дед Антонио. – Мне просто действительно несимпатичны те, кто знает все, умеет все, может все. Я так радовался, когда ты ничего не мог! Но не во мне дело – дело в том, чтобы понять, для чего ты ему.
– Я – ему?
– А как же! Молодости старость не нужна. Мир на том и стоит, что это старости молодость необходима, – наоборот тут не бывает, хоть всегда кажется, что наоборот. Не он тебе нужен, Лев, – ты ему. А вот зачем… – увидим.
В академии, прямо за дверью, Лев провалился в Лизину двенадцатую «Марьину рощу»: видимо, так было задумано для каждого входящего сюда. Картина висела на огромной пустой стене, в самом центре, и, словно уходя в стену, дрожали в глубине ее улицы, вложенные в аллеи, которые вложены в просеки, которые вложены в перелески: анатомия города-рощи.
Привет, Лиза! Лев улыбнулся: «Приятное какое начало! А дед Антонио брюзжит…»
По договоренности с Ратнером, Лев перед началом занятий должен был зайти к нему. Оказалось – чтобы «получить напутствие».
– Вы, Лев, никому только не рассказывайте о нашем с Вами разговоре, не надо. Версия Вашего прихода сюда такова: Вы только что услышали об этом учебном заведении от кого-нибудь из друзей, связались со мной, попросили разрешения влиться в уже существующий курс – и, ради Бога, ни слова о том, что для Вас обучение бесплатное. Вы, значит, как и все, платите тысячу долларов за семестр – цена, по Москве, головокружительная, но и учебных заведений такого профиля только одно. Ну и, понятно, – не говорите никому о стипендии. Тем, кто платит за пребывание здесь, может не понравиться, что их деньги не только на учебный процесс уходят, но еще и на стипендии одаренным студентам – хоть пока и одному студенту. Вам, стало быть. И – вот еще такая частность: Вы, конечно, по сторонам-то оглядитесь… что и как тут у нас, преподаватели в академии яркие есть, но имейте в виду, что я, вообще-то говоря, хотел бы видеть в Вас своего ученика – если, конечно, возражений с Вашей стороны нет!