Андрей Миронов: баловень судьбы
Шрифт:
19 апреля состоялась всесоюзная премьера фильма Евгения Матвеева «Победа»: в одной Москве его стали сразу демонстрировать в 30 кинотеатрах. Однако большого восторга Миронов от этой премьеры не испытал: к тому времени он уже если не разочаровался в этой роли, то, во всяком случае, стал к ней холоден, и когда его близкий друг Игорь Кваша в пух и прах раздолбал эту картину (мол, очередная лакировка сталинщины, а заодно и брежневщины), Миронов даже не стал ему возражать. Хотя, по словам самого Матвеева, когда он приступал к работе над этой картиной, им двигали искренние чувства. Цитирую:
«Бессонно, взахлеб вчитываясь в роман, я ощущал, как растет во мне возбуждение: то от
Раздумывал: как вложить 850 страниц романа в два часа экранного времени? Как на этом ограниченном временном отрезке разместить 100 исторических портретных персонажей – кроме Сталина, Черчилля и Трумэна? Как отразить два эпохальных события, отдаленных друг от друга тридцатью годами: 1945 год – Потсдамская конференция и 1975 год – Хельсинкское совещание по безопасности в Европе? И меня осенила мысль: а не рискнуть ли и состыковать игровое кино с хроникальным? Не воспользоваться ли полиэкраном?..»
Однако если в моральном плане роль в «Победе» и не принесла Миронову большого удовлетворения, то в материальном совсем наоборот: я уже упоминал, что за роль Чарльза Брайта Миронов был удостоен весьма большого гонорара в сумме 4914 рублей (таких денег он еще ни за один фильм не получал). Но и это оказалось не все. Когда фильм вышел на широкий экран, руководство Госкино решило дополнительно поощрить создателей картины и выписало им денежные премии из собственного фонда (приказ от 6 июня). Согласно этому распоряжению, Е. Матвеев получил 250 рублей, Р. Чхиквадзе (Сталин) – 150 рублей, А. Миронов, А. Михайлов, Г. Менглет и А. Масюлис – по 100 рублей. В итоге, с учетом этой суммы, Миронов заработал на «Победе» больше 5000 рублей. Это было рекордом в его киношной карьере. Но вернемся в апрель 85-го.
Официозная критика встретила выход «Победы» под гром фанфар. Статьи с восхвалением картины считали за честь опубликовать на своих страницах чуть ли не все советские СМИ. Приведу отрывок лишь из одной такой публикации, увидевшей свет на страницах журнала «Советский экран» и принадлежавшей перу Льва Корнешова:
«Этот фильм – пусть никто не сочтет это преувеличением – может служить примером творческой принципиальности, ибо в нем требовалось из уважения к Истине отбросить все субъективное, привносное в оценке событий и людей. А это всегда непросто. В фильме с предельной, почти стенографической точностью воссоздана работа конференции в Потсдаме. Эмоционально, ярко показана победа миролюбивых сил в Хельсинки. Это и есть Победы – те вершинные взлеты истории, с которых видны человечеству новые горизонты, те вехи, которые отмечают его путь в будущее…
Сюжетным стержнем фильма стала судьба журналиста-фронтовика Михаила Воронова. Он был в исторические дни в Потсдаме, ему довелось спустя годы освещать в печати и работу совещания в Хельсинки. Актер А. Михайлов наделил своего героя обаянием, прямотой, открытой честной душой, зрелой мудростью. Глазами Воронова мы видим события, происходящие в Потсдаме, а потом в Хельсинки. Со многими людьми сводят обстоятельства нашего героя. Тут и немецкий антифашист, впоследствии журналист из ГДР Клаус (К.-П. Тиле), и молодая польская журналистка Барбара (Н. Вавилова). Тут и американский фотокорреспондент Брайт (А. Миронов), человек, которого сумели согнуть, сломать те, кто уже в 45-м взялся за грязное дело разжигания новых конфликтов. Таков «босс» Брайта Стюарт (Г. Яковлев), использующий журналистику, чтобы сеять ядовитые семена ненависти…
Интернациональный авторский коллектив фильма с высокой гражданской ответственностью отнесся к созданию ленты, вобравшей в себя тревоги и заботы второй половины ХХ века…»
Между тем среди критиков были и такие, кто фильм изначально не принял, однако высказать свое мнение в прессе они не могли, поскольку такое мнение никто бы не напечатал, а самого критика за подобный материал выгнали бы из профессии поганой метлой. И только чуть позже, когда началась перестройка, о «Победе» стали писать иначе. Приведу отрывок из одного такого материала – он принадлежит перу В. Кичина:
«Персонажи политической арены Е. Матвеевым трактовались с какой-то почти младенческой простотой. Трумэн, замышлявший трагедию Хиросимы, подсвечивался наподобие злодея в дешевом детективе. Черчилль был тучен, жалок и одышлив, в точности повторяя послевоенные карикатуры Кукрыниксов. И артист А. Михайлов в роли представителя Советского информбюро Воронова, фигуры вымышленной, играл рыцаря без страха и упрека, посланца высшей расы – был высок, подтянут, улыбчив и безукоризнен. Чарли Брайт вился вокруг него, искательно заглядывая в глаза и все время что-то пытаясь у него выпросить и что-нибудь ему выгодно продать. Что с него взять – американец!
Клубок серьезнейших и сложнейших политических, нравственных и психологических коллизий, каким был этот переломный момент истории, предстал, в силу примитивности их трактовки, предельно опошленным, сведенным на обывательский уровень представлений о том, как делается политика.
Интеллектуальная и художественная беспомощность решения этой ответственной темы в фильме, впрочем, еще недавно вполне удовлетворяла требованиям кинематографического начальства: фильм снимался в обстановке торжественной и торжественно был выпущен на экран. Где немедленно провалился. Именно такой подход к искусству провозглашался наиболее демократичным, «народным», это было «генеральной линией» нашего кино – кто бросит камень в замечательных актеров, которые согласились принять участие в этом мероприятии и сделали все от них зависящее, чтобы вывести его на необходимый профессиональный уровень!
Миронов в фильме вызывает одновременно и сочувствие и восхищение. Его удивительная органика, его способность сделать предельно убедительным каждый момент существования в кадре успешно микшируют фальшь ситуаций, а почти карикатурную прямолинейность выписанного Чаковским характера обращают как бы в житейскую маску, которую предпочитает носить в общем-то сложный, умный, способный чувствовать и страдать человек…
Плакатная прямолинейность художественного стиля фильма тянет каждого, кто в нем занят, к примитивной метафоричности… Черчилль слюняв, громоздок, как перекормленный бульдог, Трумэн похож на злодея в провинциальном театре, а герой Миронова, в силу протяженности его экранной жизни, проходит эволюцию от суетливого янки с наивными глазами большого ребенка, через зрелость, когда он уже как бы припудрен временем, к состоянию побитой собаки в финале.
Его губы трясутся. Он жалок. Человек в последней степени потрясенности. И мы понимаем все как раз на уровне авторского замысла: подчиняясь волчьим законам своего общества, Чарли совершил преступление против истины, написал клеветническую книжонку, это там в порядке вещей, это там привычно. Но теперь, при встрече с Вороновым, ощутив всю меру презрения своего бывшего советского друга, он, быть может впервые в жизни, почувствовал страшные муки совести – чувства, ему доселе неведомого.
Так это задумано. Так и исполнено актером. Актер должен играть – в том его профессиональный долг. А уж что из него потом сделает главный повар этой кинокухни, от актера мало зависит, – мы видели это уже по опыту «Повторной свадьбы»…»