Андрей Снежков учится жить
Шрифт:
— Не собираешься, Никанорыч, в другие земли податься? — спрашивал его изредка кто-нибудь из бурильщиков. — Говорят, на Украине, под Ромнами, нефть начинают искать.
— Какой ты чудной, милок! — не спеша отвечал мастер. — Ты что же думаешь, тут всю нефть открыли? Не-ет, милок. Тут еще работы хватит. Эти горы все на нефти плавают!
Эти крылатые слова старого мастера о родных Жигулях пришлись Егору по душе. Даже в сочинении по литературе, рассказывая о минувших летних каникулах, Егор написал:
«То и дело бегал в Яблоновый на буровую к мастеру Хохлову, тому самому, который нефть в Жигулях открыл. Не кто-нибудь, а Хохлов Авдей Никанорыч сказал про наши Жигули: «Эти горы все на нефти плавают!»
Но особенно частым гостем в бригаде Хохлова Егор стал этой вот осенью.
Прослышав о том, что бывалому мастеру поручено искать в Жигулях новый нефтеносный горизонт — девонский, по предположению геологов еще более мощный, чем тот, который разрабатывался, Егор готов был дневать и ночевать на буровой Хохлова.
А когда над новой буровой, уже получившей свой номер — 27, — нависла угроза срыва графика ее пуска и комсомольцы промысла решили помочь хохловцам, Егор подумал: «А мы, комсомольцы школы, мы что, малосильная команда? Разве мы не умеем лопаты в руках держать? Или топоры?»
Кто-кто, а уж Егор знал, как обрадуется Хохлов каждой новой паре рабочих рук!
Бригаде Авдея Никанорыча сейчас приходилось куда как туго.
— На два фронта воюем, — говорил Хохлов. — На старой буровой заканчиваем проходку и тут вот, на двадцать седьмой, потеем.
Невысокий и кряжистый, с виду угловатый и неповоротливый, Авдей Никанорыч изумлял всех своей непоседливостью.
Медленно шла нагрузка машин на глинокарьере для старой буровой, и он мчался туда, размахивая короткими руками, сам брался за лопату и показывал, «как еще могут работать старики». И уже вместо трех-четырех рейсов в день машины начинали делать по два рейса в полтора часа. Происходила заминка у монтажников, устанавливающих паровую машину на двадцать седьмой, и мастер тут как тут — уже поднимался на приемные мостки новой вышки.
— Ну, чего, мокрые курицы, топчетесь на одном месте? — спрашивал он и, постояв минуту-другую, задумчиво покручивая ус, советовал, что и как надо делать.
Явившись как-то на поляну после обеда, Хохлов остановился на пригорке и посмотрел вокруг, на работавших всюду людей.
К Авдею Никанорычу подошел бригадир вышкомонтажников Устиненко, пожилой рябоватый украинец.
— Помощники-то, Никанорыч, все подваливают! — сверкая маленькими колючими глазками, сказал он и повел рукой в сторону траншеи. — Еще с двух буровых комсомолия притопала.
Приглядываясь к рабочим, копавшим траншею для водопроводных труб, мастер проговорил:
— А за теми кустами... там что за команда?
— Это Егорий Фомичев с приятелями. Прямешенько из школы прикатили. Давай, требуют, дядя Устиненко, и нам работу!
Бригадир вышкомонтажников тоже глянул на ребят и с одобрительной ухмылкой добавил:
— Славные хлопчики!
Авдей Никанорыч зашагал к траншее. Первым его заметил Егор. Разогнув спину, мальчишка провел рукой снизу вверх по разгоревшемуся, кирпично-смуглому лицу и крикнул:
— Здравствуйте, Авдей Никанорыч!
— Как она, жизнь-то, стригунки? — спросил Хохлов.
Егор был без фуражки, и длинные пряди волос то и дело спадали ему на широкий выпуклый лоб. Привычным кивком отбросив назад волосы, он сказал:
— Как всегда, Авдей Никанорыч!
— А не пора ли вам домой, уроки готовить?
— Успеем с уроками. Мы еще часочка два порубаем! — загалдели мальчишки, окружив мастера. Их было много — десятка три.
— Авдей Никанорыч, а правда, на реке Ухте уже добывается девонская нефть? — поборов смущение, обратился к мастеру белобрысый веснушчатый паренек, тонкий, как тростник. — А то у нас тут спор получился.
— Добывается! На Ухтинском промысле мне довелось поработать...
— Говорил же я вам. А еще не верили, — сдержанно, с упреком сказал Егор товарищам.
— Авдей Никанорыч, — снова смущаясь и розовея, подал голос все тот же белобрысый паренек, — а мы хотим... кончим весной семилетку — и на промысел. Вы нас возьмете к себе?
Старый мастер поднял с земли перекрученный, точно связанный в узел, обрубок корня — не то шиповника, не то осины, — повертел его в руках и задумчиво, со вздохом, сказал:
— Если бы не война, учиться бы вам, стригунки, да учиться!
Хохлов поглядел на Егора и добавил, ласково потрепав подростка по плечу:
— А тебе, Егор, спасибо... И всем вам, ребятня, рабочее наше спасибо за подмогу.
Авдей Никанорыч помолчал.
— А насчет буровой... Кончите школу, приходите. Разумею так: работа у нас всегда найдется, особливо для тех, кто ее не страшится.
Когда Хохлов отошел, Егор, ни на кого не глядя, стиснул в руках лопату и, чуть нагибаясь, изо всей силы вонзил ее в неподатливую, слежавшуюся веками землю.
IV
В середине ноября выпал первый снег. А потом начались морозы — трескучие, январские. Но сегодня в полдень вдруг оттеплило, осел снег, и на потускневшей дороге появились темные пятна. И хотя весь день ни разу не показывалось солнце, во всем чувствовалось весеннее оживление, а от сизо-красных веток вербовника пахло мартом.
Маша сняла белые пуховые варежки и, нагнувшись, захватила в горсть тяжелого, вязкого снегу.
«Весна... настоящая весна, да и только! — улыбалась она, сжимая тонкими пальцами податливый комок. — А у меня голова немножко кружится. Это, наверно, оттого, что на воздухе давно не была».