Андроид Каренина

Уинтерс Бен Х.

Но только что он хотел ступить шаг, чтобы приблизиться к ней, она уже почувствовала его приближение, оттолкнула лейку и повернула к нему свое разгоряченное лицо.

— Что с вами? Вы нездоровы? — сказал он по-французски, подходя к ней. Он хотел подбежать к ней; но, вспомнив, что могли быть посторонние, оглянулся на балконную дверь и покраснел, как он всякий раз краснел, чувствуя, что должен бояться и оглядываться.

— Нет, я здорова, — сказала она, вставая и крепко пожимая его протянутую руку. — Я не ждала… тебя. Что это на тебе надето?

— Боже мой! Какие холодные

руки! — сказал он и наскоро объяснил, почему так одет и что за несколько часов до сражения его самочувствие должно постоянно проверяться.

— Ты испугал меня, — сказала она. — Я одна и жду Сережу, он пошел гулять; они отсюда придут.

Но, несмотря на то что она старалась быть спокойной, губы ее тряслись.

— Простите меня, что я приехал, но я не мог провести дня, не видав вас, — продолжал он по-французски, как он всегда говорил, избегая невозможно-холодного между ними выи опасного тыпо-русски.

— За что ж простить? Я так рада!

— Но вы нездоровы или огорчены, — продолжал он, не выпуская ее руки и нагибаясь над нею. — О чем вы думали?

— Все об одном, — сказала она с улыбкой.

Она говорила правду. Когда бы, в какую минуту ни спросили бы ее, о чем она думала, она без ошибки могла ответить: об одном, о своем счастье и о своем несчастье. Она думала теперь именно, когда он застал ее, вот о чем: она думала, почему для других все это было легко, а для нее так мучительно? Нынче эта мысль, по некоторым соображениям, особенно мучала ее. Она спросила его о предстоящей битве. Он отвечал ей и, видя, что она взволнована, стараясь развлечь ее, стал рассказывать ей самым простым тоном подробности приготовления к сражению.

«Сказать или не сказать? — думала она, глядя в его спокойные ласковые глаза. — Он так счастлив, так занят грядущей Выбраковкой, что не поймет этого как надо, не поймет всего значения для нас этого события».

— Но вы не сказали, о чем вы думали, когда я вошел, — сказал он, перервав свой рассказ, — пожалуйста, скажите!

Она не отвечала и, склонив немного голову, смотрела на него исподлобья вопросительно своими блестящими из-за длинных ресниц глазами. Рука ее, игравшая сорванным листом, дрожала. Он видел это, и лицо его выразило ту покорность, рабскую преданность, которая так подкупала ее. Датчики зафиксировали успокаивающее действие, которое оказало на его пульс разделенное чувство.

— Я вижу, что случилось что-то. Разве я могу быть минуту спокоен, зная, что у вас есть горе, которого я не разделяю? Скажите, ради бога! — умоляюще повторил он.

Внезапно Анна поднялась и подошла к Андроиду Карениной, которую Вронский поначалу не заметил; она неподвижно сидела с противоположной стороны фонтана.

— Да, я не прощу ему, если он не поймет всего значения этого. Лучше не говорить, зачем испытывать? — шепнула она роботу.

— Ради бога! — повторил он, обогнув фонтан и взяв ее руку.

— Сказать?

— Да, да, да…

Но Анна не могла заставить себя говорить. И тогда Андроид Каренина открыла Вронскому правду, не произнеся ни слова. Она соединила манипуляторы у средней секции и медленно

отвела их в сторону и вверх, изображая растущий живот. Анна была беременна.

Как только Андроид окончила свою пантомиму, листок в руке Анны Аркадьевны задрожал еще сильнее, но она не спускала с Вронского глаз, чтобы видеть, как он примет это. Он побледнел, хотел что-то сказать, но остановился, выпустил ее руку и опустил голову. Реакция его на известие была бы еще более драматической, если бы не действия инженера, который, заметив резкие скачки на кардиограмме, нажал нужную комбинацию кнопок и умерил сердцебиение.

— Да, он понял все значение этого события, — сказала Анна Андроиду Карениной.

Но она ошиблась в том, что он понял значение известия так, как она, женщина, его понимала. При этом известии он с удесятеренною силой почувствовал припадок странного, находившего на него чувства омерзения к кому-то; но вместе с тем он понял, что тот кризис, которого он желал, наступит теперь, что нельзя более скрывать от мужа и необходимо так или иначе разорвать скорее это неестественное положение. Но, кроме того, ее волнение физически сообщалось ему. Он взглянул на нее умиленным, покорным взглядом, поцеловал ее руку, встал и молча прошелся по террасе.

— Да, — сказал он, решительно подходя к ней. — Ни я, ни вы не смотрели на наши отношения как на игрушку, а теперь наша судьба решена. Необходимо кончить, — сказал он, оглядываясь, — ту ложь, в которой мы живем.

— Кончить? Как же кончить, Алексей? — сказала она тихо.

Она успокоилась теперь, и Андроид Каренина сияла ярким, но приятным лиловым светом, романтически оттеняя нежное выражение лица хозяйки.

— Оставить мужа и соединить нашу жизнь.

— Она соединена и так, — чуть слышно отвечала она.

— Да, но совсем, совсем.

— Но как, Алексей, научи меня, как? — сказала она с грустною насмешкой над безвыходностью своего положения. — Разве есть выход из такого положения? Разве я не жена своего мужа?

— Из всякого положения есть выход. Нужно решиться, — сказал он. — Все лучше, чем то положение, в котором ты живешь. Я ведь вижу, как ты мучаешься всем, и светом, и сыном, и мужем.

— Ах, только не мужем, — с простою усмешкой сказала она. — Я не знаю, я не думаю о нем. Его нет.

— Ты говоришь неискренно. Я знаю тебя. Ты мучаешься и о нем.

— Да он и не знает, — сказала она, и вдруг яркая краска стала выступать на ее лицо; щеки, лоб, шея ее покраснели, и слезы стыда выступили ей на глаза. — Да и не будем говорить о нем.

Глава 12

Вронский уже несколько раз пытался, хотя и не так решительно, как теперь, наводить ее на обсуждение своего положения и каждый раз сталкивался с тою поверхностностью и легкостью суждений, с которою она теперь отвечала на его вызов. Как будто было что-то в этом такое, чего она не могла или не хотела уяснить себе, как будто, как только она начинала говорить про это, она, настоящая Анна, уходила куда-то в себя и выступала другая, странная, чуждая ему женщина, которой он не любил и боялся и которая давала ему отпор.