Андроид
Шрифт:
– Это ты, мама?! – воскликнул Кошкин, не веря собственным ушам.
– Кто же еще-то! – удивилась та.
– Я не вижу тебя! – Кошкин снова прилип к монитору, но ничего, кроме пустой площадки не увидел. – Сейчас я открою тебе…
Едва он щелкнул защелкой, как в прихожую, мокрая от дождя, бурей влетела Софья Степановна.
– Мама, но только не так, как ты в прошлый раз! – воскликнул Кошкин.
Софья Степановна, блестя глазами и отдуваясь, послушно кивнула, отстранила сына с пути и пошла коридором.
– Ну, погоди у меня, – говорила она, понизив голос. – Сейчас мы узнаем, кто из нас сука…
Машка сидела на старом месте и даже бровью не повела.
– Ты у меня получишь сейчас, – шипела Софья Степановна. – Ты у меня за всё ответишь… – и принялась возить Машку за волосы из стороны в сторону. Выдрав из головы клок волос, она вцепилась в лицо и стала его царапать, ломая ногти.
Машка ухватилась ей в запястья и визжала дурным голосом.
– Блядь! Прошмандовка несчастная! – отчитывала ее Софья Степановна.
– Сама такая! – огрызалась Машка.
– Вот тебе, сучка безродная! Вот тебе, подлая!
– Мама, как вам не стыдно! – прыгал рядом Владимир.
– Сама блядь! – отбивалась Машка.
– Мой муж плавал на судне! – захлебывалась Софья Степановна. – Он моряк!
– Ой, как романтично…
– Ты никто, железка… С вещами на выход!
Софья Степановна дернула Машку из кресла и уронила на пол, норовя поддеть ногой, но ей не дали. Сын поймал ее за локти и держал теперь, прижав боком к стене.
Машка вскочила и бросилась к выходу.
– Вы ответите по закону! – кричала она на ходу. – По закону о защите прав искусственного интеллекта! – и хлопнула дверью. Причем так, что с потолка упал кусок старинной лепнины.
– Лети… Жалуйся… – бормотала ей вслед Софья Степановна. – А мы посмотрим, как у тебя получится.
Только тут до нее дошло, что в квартире находятся посторонние люди. Отдуваясь, Софья Степановна присела в кресло, в котором до этого сидела Машка.
– Опаньки! – удивилась она. – У нас гости, а я не знала…
В глазах у нее еще прыгала злость, а руки дрожали. Она вынула из кофточки платок и стала обмахиваться. Переведя дух, она произнесла бодрым голосом:
– Прошу извинить… Это не входило в мои планы…
Она бросила взгляд в сторону Катеньки и, заметив на ней свой халат, понимающе улыбнулась. В ее отсутствие сынок, вероятно, опять залетел во что-то.
– Легла, а спать не могу, – говорила она. – Стоит в голове его голос и всё тут, – она ткнула рукой в сторону Кошкина. – Он же мне как сказал вчера: «Жизни нет без нее…»
– Я же тебе уже объяснял! – обиженно встрепенулся Кошкин. – Я же не виноват!
– Ага, не виноват… – мать выкатила на него глаза. – Он же ее привел, и он же не виноват! Кто взял к себе эту Машку?! Может быть, я?!
Кошкин промолчал.
Софья Степановна поднялась из кресла, подошла к окну. На улице шел теперь мелкий дождь. Со стороны косогора, пригибая кусты, дул от реки северный ветер.
– Вот скажи ты мне, Вовка! – Софья Степановна развернулась. – Ты почему сразу мне не открыл?! Почему я должна долбить в двери?
– Так пусто же там… – Кошкин обернулся в сторону Кати. – Вот, не дадут соврать.
– Действительно, – подтвердила та. – За дверью не было никого…
– Ага, пусто… – усмехнулась Софья Степановна, – зато почему-то стучало, гремело…
– Мы сами были поражены, – подал голос Федор Ильич.
– А вы кто такой? – глядя на него в упор, спросила Софья Степановна. – Что-то я не припомню вас.
– Мы ненадолго… Мы уйдем сейчас…
– Какие мы гордые. Слова нельзя сказать…
Софья Степановна поджала губы. Ей давно было за пятьдесят. Она была на пенсии, имела кучу свободного времени и считала, что имеет полное право на свободу высказываний. Она вышла в коридор и тут же поймала за руку Федора Ильича.
– Какой вы поспешный, ей богу, – сказала она грудным голосом. – Ну, куда вы пойдете, ей богу, под дождь… – Она повела его коридором, воркуя: – Представьте, лежу я в постели, а этот звонит и говорит, что я ему не нужна… Мать! И вдруг не нужна!.. Потом-то дошло до меня, что это меня развели как лоха…
Она оглянулась через плечо и встретилась взглядом с Катенькой. Та стояла у входа в спальню и молча смотрела. Софья Степановна ничего не сказала ей, лишь приветственно махнула рукой и отвернулась.
– Боже, как время летит! – громко вздыхала она ближе к обеду, когда все они, выспавшись, опять собрались за столом. – Вроде недавно в первый класс ходили. Поневоле вспомнишь, как бабушка моя говорила: «Семьдесят скоро, а я не жила вроде как …»
– Да, да, – отвечал ей Федор Ильич. – Совершенно с вами согласен… Я тоже вроде не жил, потому что какая это жизнь… А тут и вовсе под раздачу попал…
– И ладно, – рассуждала Софья Степановна. – Если вас наказали ни за что – радуйтесь: вы ни в чем не виноваты.
Кошкин и Катенька больше молчали, отвечая либо «да», либо «нет» и то невпопад.
Софья Степановна успела приготовить щи из курятины и теперь разливала их по тарелкам. Затем, подняв палец и как бы говоря: «О тебе-то как раз я забыла!», подошла к холодильнику, открыла верхнюю дверцу и вынула оттуда бутылку ирландского виски.
– Что ж ей стоять-то здесь, одинокой, – улыбнулась она. – Иди к нам, мы составим тебе компанию, дорогая… – И к Кошкину: – Из чего это пьют? Надеюсь, не из горлышка?