Андроид
Шрифт:
Римов не отводил от него глаз, полагая, что это вызов. А раз так – то никакие виляния в таком тонком деле были не допустимы. Хочешь пялиться – пялься. При случае получишь еще по зубам. Римов был в этом абсолютно уверен. Да не оскудеет рука дающего… по зубам. Подумав так, он вдруг заметил, что Татьяноха вроде как плачет. И точно, тот отвел взгляд, вынул платок и утер набежавшую вдруг слезу в углу глаза.
– Эти два закона, – продолжал тем временем Вершилов, – являются краеугольным камнем нашей демократии. Более того, я бы сказал, это альфа и омега нашей жизни
«Боже, куда его занесло?» – изумлялся Римов.
Закончив по поводу «омеги», Вершилов предложил присутствующим высказываться по данному вопросу.
– Я не согласен с подобной постановкой вопроса, – сказал с места Римов, – потому что это нас далеко заведет. Эти законы насадили нам сверху, руководствуясь принципом: «Мы почитаем всех нулями, а единицами себя»…
Прокурор от неожиданности шевельнул челюстью, как рыба, вынутая из воды.
– Что вы себе позволяете? – выпучил он глаза. – Я, как надзирающая инстанция, обязан предупредить – мы не можем обсуждать законы… Мы обязаны их исполнять.
– Прошу заметить, это не я сказал, – продолжил Римов.
– А кто же? – спросил Вершилов.
– Пушкин, – ответил Римов.
– Ты издеваешься, комиссар?
– Отнюдь. Роман в стихах «Евгений Онегин»…
Ревкомовец Виноградов не ожидал подобной реакции и теперь с любопытством следил за диалогом.
– Заметьте, – продолжил Римов, – нам навязали не только законы, которые оказались выше самой конституции, нам навязали роботов…
– Прошу не путать! – воскликнул Виноградов. – Речь об андроидах! О живом разуме, который следует защищать!
– Вы не правы, – стоял на своем Римов. – Согласно статье второй Конституции, именно человек, его права и свободы являются высшей ценностью…
– Ну, ты загнул, – шлепал губами прокурор.
Однако Римов даже не обратил на него внимания, продолжая говорить о своем.
– Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина, – продолжал он, – обязанность государства… А эти роботы – это как вещь в себе. Они вроде есть, и вроде их нет. Но кому-то всё кажется, что мы им обязаны… Поэтому, если следовать букве закона, они скоро поставят перед нами вопрос о гражданстве – о религиозности они уже ставили и, как видим, с успехом… Они же верят в кого-то… Некто святой Василий. Во что это выльется, остается только догадываться…
– Это не наша забота! – воскликнул Вершилов, косясь в сторону Виноградова. – Андроиды верят какому-то дяде Васе – и пусть верят, если это им нравится…
– Это грозит обществу! – стоял на своем Римов. – Меня удивляет, как можно этого не замечать! Меня беспокоит закрытость их разработок и клановость…
Татьяноха ерзал за столом как уж на сковородке: прокурора Вершилова размазали об асфальт, и надо было что-то сказать в его защиту. И он нашел, что сказать.
– Если они трахаются с людьми, это еще ничего не значит! – сказал он, оборачиваясь к Вершилову. – И пусть почитают за бога какого-то дядю…
– Вот именно, – подтвердил белолицый Виноградов, почему-то покраснев. – Это их дело.
– У нас упала рождаемость! – крикнул Римов, однако никто его уже не слушал: в зале заседаний поднялся гвалт, каждый из присутствующих решил взять слово и заговорил о своем – о толерантности, о врагах общества, о федеральном правительстве, до которого далеко, а жить надо здесь, в агломерации… Потом перескочили на местный банк, который всесилен, что ничего сделать нельзя, хотя попробовать можно – через референдум, чтобы окончательно выйти из состава федерации, сохранив независимость…
– Приехали! – громко удивился председатель правительства. – Еще немного и нас повяжут!.. Вы отдаете себе отчет?!
– Если на то пошло – мы пропали! – опомнился Римов. – Повторяю… с этой контрой, которую никто теперь не выбирает… – он наугад махнул рукой и попал в ревкомовца Виноградова, – мы далеко зайдем! Они назначенцы! Искусственный интеллект и банк командуют ими…
– Они выборные! Такого не может быть никогда! – ревел по-бычьи председатель Большов.
– Лев Давидович! – гудел Римов. – Они такие же выборные, как и наши суды! Конституция нашей страны, Устав нашей агломерации, воля народа – священны, каждый из нас – гражданин, и этим всё сказано!
Не успел он закончить, как у него за спиной раздался шум – кто-то ломился в зал, но охрана его не пускала.
– Что у вас там?! – гаркнул Большов.
– Представитель какой-то, – ответили от двери, – желает присутствовать…
– Пропустите, – велел прокурор Вершилов и выкатил глаза поверх очков.
Охрана у двери расступилась; к столу, сверкая глазами и часто дыша, подошел с папкой в руке темнолицый сморщенный господин невысокого роста.
– Кто вы такой? – спросил его прокурор.
– Деньгин Василий Абрамович… – ответил тот, шмыгая носом. Затем вынул из папки бумажный лист и протянул Большову, тот прочитал и сморщил губы.
– Интересно…
Это была доверенность от лица общественной организации «Андроиды за мир и безопасность во всем мире».
Прокурор молча следил за реакцией председателя правительства.
– Присаживайтесь, где-нибудь… – наконец произнес Большов, а про себя подумал: «Тот еще хлюст… Дядя Вася…»
Не успел дядя Вася присесть, как дверь с треском распахнулась, в зал вошел молодой человек в зеленой пятнистой форме и заорал, потрясая бумажным конвертом над головой:
– Лев Давидович, что же это такое?! – он едва не захлебывался. – Для вас сообщение, а прокурорские меня не пускают!
– Что тебе, пятнистый ты мой? – спросил Большов.
– Лично для вас! Согласно инструкции! – воскликнул офицер. Он подошел к столу, подал Большову конверт и вытянулся по стойке смирно. В зале вдруг сделалось тихо.
Большов вынул из конверта бумагу, развернул и стал читать, темнея лицом. Затем протянул ее Виноградову, и пока тот вникал в ее смысл, Лев Давидович цедил сквозь зубы: