Андроид
Шрифт:
Машина метнулась к перилам и пошла вдоль стены, опускаясь вниз. Она шла кругами, опускаясь все ниже под землю, пока не оказалась в помещении с круглыми высокими стенами и все той же массивной колонной, по низу которой имелось массивное утолщение в виде гигантской бочки, опоясывающей колонну.
От вращений по кругу Кошкина едва не вырвало, но он справился с тошнотой, выбрался из машины и, держась за дверцу, оглядел помещение. Внутрь утолщения вела овальная дверь с рукоятью в виде штурвала. В стороне от двери стояла белая будка с окном и стеклянной дверью, за которой
Кошкин не допускал даже мысли о существовании подобной Машины. Для ее строительства не хватило бы никаких денег – другое дело, Египетские пирамиды, которые, как выяснилось, соорудили пришельцы из созвездия Орион. И если б ему раньше сказали, что где-то подобное существует – он посчитал бы это за бред. Он и новым своим знакомым не верил, и учителю истории, пока не убедился лично.
– Броня… – произнес Шендерович, цепляясь руками за штурвал и глядя вверх колонны. – Выдерживает прямое попадание атомной бомбы… Хотя, если разобраться, теперь это никого не волнует.
Штурвал однако не хотел вращаться. Федор Ильич изо всех сил пытался сдвинуть его с места, тряся бородой и краснея от напряжения. Катенька бросилась помогать, но отец остановил ее.
– Тут дело в другом… – сказал он, отпустив штурвал и отходя на шаг от двери.
– Опять не в духе? – догадалась дочь.
– Кураж – святое дело…
Он шагнул в будку, включил компьютер и, стоя, стал тыкать пальцем в клавиатуру.
– Молодость моя… – раздался тот же женский голос. – Серо-буро-малиновый с продрисью… будки.
– Ее заклинило, – сказал Шендерович, зависнув над клавиатурой. – Даже не знаю, что можно предпринять.
– Теперь там дядя Вася, – неожиданно выдала Машина.
– Ты его знаешь? – встрепенулся Федор Ильич. – Что за лох?
– Он не лох, – покровительственно сказала машина.
– И все же?
– Дядя Вася в прошлом преподавал, – продолжила машина. – Он специалист в области программирования. С детских лет он вел тухлые разговоры об искусственном разуме. – «Это лучшее из того, что может придумать человек», – говорил он. Но Васёк не имеет никакого отношения к созданию искусственного разума. Он сам себя создал – этот разум. Бушлатик на нем потертый такой, серо-буро-малиновый с продрисью…
– У тебя глюки, вехотка ты старая! – воскликнул Федор Ильич. – Ты поразъехалась!
– Ты о чем, майор Шендерович? Я не понимаю тебя… Вехотка какая-то… В смысле мочалка?
– Ничего непонятного! Будем кувалдой дверь открывать. Не нравится?
– Так уж и кувалдой. Пошутить нельзя бедной старушке … Входите…
Штурвал на входе в «бочку» сам собой крутанулся, и дверь слегка отворилась.
– Ты грубый, Пульсар… – бурчала Машина и продолжила ни с того ни с сего: – Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит… Избушка там на курьих ножках, стоит без окон без дверей… Я вас люблю, но чувство мое безответно…
– Ты ошибаешься, – сказала Катя, – мы тебя тоже любим… Мы тебе говорили об этом.
– А я сомневаюсь! – воскликнула Машина.
– Мы с тобой, дорогая ты наша.
Отворив дверь, они вошли в освещенное помещение. Внутри находилась все та же колонна, которую как раз и обхватывала «бочка», образуя замкнутый, в виде кольца, коридор. На стенах «бочки», уходя от двери вправо и влево, располагались многочисленные приборы. Пол в помещении был выложен светлым кафелем.
Кошкин вошел последним. И замер в тоскливой истоме: за спиной у него словно ожил какой-то двигатель – очень слабо, почти бесшумно. Кошкин сразу же оглянулся, но сделать уже ничего не смог: дверь затворилась, щелкнула замками. Штурвал, вращаясь, окончательно запечатал их в стальном помещении.
У Кошкина шевельнулись волосы. В этой кадушке (по факту – в закрытой консервной банке) мог быстро закончиться воздух…
– Вот вы и попались! – воскликнула Машина. – А то я смотрю – чего это они втроем приперлись?! – И, понизив голос: – Ходят, бродят, комиссии создают… А то невдомек, что эти комиссии – как мертвому припарки: парить можно, но результат нулевой.
– Ты что удумала?! – испуганно закричал Шендерович. Но Машина его не слушала.
– Никчемные люди… – ворчала она. – У вас одно на уме… Или два… Пожрать и потрахаться… С роботом…
Взгляд у Кошкина лихорадочно бегал по стенам, запинаясь в непонятных приборах – больших и крошечных, со стрелками и цифрами.
– «Уважаемая Машина! – хотелось ему кричать. – Я не такой! Вы меня с кем-то спутали!» – но язык словно присох у него в горле, и нечем было дышать. Кошкин бросился к двери, ухватился за дверной штурвал, затем за рычаги по углам, но все эти попытки не стоили затраченных сил: дверь была монолитна, как скала, или как башня танка, стоявшего во дворе городского музея. Федор Ильич с Катенькой тоже пытались открыть злосчастную дверь, но все оказалось напрасно.
– Успокоиться, не потеть, – шептал Шендерович, упираясь руками в дверь. – Еще не всё потеряно…
Он развернулся и шагнул вдоль стены, следуя указателю в виде красной стрелы. Казалось, ему был известен способ освобождения из железных бочек. Катенька с Кошкиным двинулись следом. Зайдя за колонну, Кошкин был вновь поражен, причем не менее, чем если бы впереди образовалась вторая дверь, или решетка, либо что-то еще в том же роде: боком к ним, возвышаясь за массивным столом, сидела в кресле моложавая дама со взбитыми белыми волосами на голове. Тетенька была в белой рубашке с галстуком и с полковничьими погонами. Дама, не моргая, смотрела в монитор, в котором обозначился пустой тоннель, далекая дорога, заваленная строительным мусором, и мощная ЛЭП с обрезанными возле изоляторов проводами.
– С прибытием, – продолжила дама сухим голосом. Скрипя шеей, она повернула к ним голову. – Я давно вас ждала… Присаживайтесь…
– Мы так не договаривались… Как это понимать? – заговорил, торопясь, Федор Ильич, – мы же люди, мы же не роботы…
– Присаживайтесь, майор Шендерович, – сказала дама. – Нам есть о чем поговорить… Однако, в целях экономии, мы сделаем это…
Она придвинула к себе клавиатуру, щелкнула кнопкой, и в бункере наступила кромешная тьма – не светились даже приборы.