Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя
Шрифт:
По сравнению с Министерством внутренних дел в КГБ работали бессребреники. Даже инакомыслящий академик Андрей Сахаров публично признал, что коррупция в наименьшей степени из всех советских институтов власти затронула КГБ. Непредвзятым взглядом изнутри Лубянки было видно, что только редких чекистов коснулось крыло коррупции. Наибольшее число таковых, по моим наблюдениям, оказалось во внешней разведке. Возможно, так было потому, что под руководством партбюрократа Крючкова, разложившего, как я уже писал выше, советскую разведку, в 1-м Главном управлении стал появляться дух стяжательства и всепрощенчества. Именно при Крючкове по советской внешней разведке прокатился девятый вал измен, побегов и случаев казнокрадства. Но поскольку Владимир Александрович принадлежал к числу ближайших сотрудников Андропова, никакое наказание его не постигло.
Что касается увеличения и без того безмерных расходов на разведку,
…Однажды Крючков приехал из Ясенева на доклад к Андропову и в ожидании его в кабинете начальника секретариата стал похваляться тем, что теперь ездит на «мерседесе», в котором ему якобы очень удобно работать. Оказалось, что начальник ПГУ убедил председателя КГБ в том, что разведчики, особенно готовящиеся стать нелегалами, должны учиться управлять автомобилем любой иностранной марки. Юрий Владимирович разрешил Крючкову израсходовать на эти цели — приобретение за границей «мерседесов», «пежо», «вольво» и чего-то там еще — 100 тысяч долларов. Но оперативный и учащийся состав ПГУ эти машины в деле, для которого они приобретались, так никогда и не увидел. Зато по утрам они привозили к первому подъезду главного дома ПГУ в Ясеневе высокопоставленных начальников разведки.
Сейчас импортными иномарками в качестве служебных машин пользуются и мелкие клерки из властных структур. «Слугам народа» не подходят кареты нашего, деревенского изготовления. Но тогда, в 70-х годах, это был публичный разврат, который следовало бы осудить. К сожалению, у своего любимца Крючкова Андропов его не замечал…
О случаях казнокрадства и разложения в среднем руководящем звене и военной, и политической разведки мне рассказывали и во время моей работы в АПН, и когда я пришел на Лубянку. С одним фактом я сам столкнулся во времена пребывания в Швеции. Пострадав от коррупционеров, я постарался побольше узнать об этом явлении у моих коллег в АПН, по каким-либо причинам, чаще всего из-за ненужной начальству активности в оперативной работе, интриг сослуживцев и конкурентов, уволенных «под крышу» из ГРУ и ПГУ.
Один из моих товарищей в отделе Северной Европы АПН, офицер с необыкновенно развитым чувством чести, был уволен из ГРУ после того, как он закончил Военно-дипломатическую академию Советской армии и немного поработал за рубежом. Какой-то кадровик по секрету сообщил ему формулировку причины увольнения в запас. Оказалось, военного разведчика, офицера, коммуниста, убрали с оперативной работы за «правдоискательство и излишнюю принципиальность». Мой редактор рассказал кое-что и о методологии казнокрадства, бытующей у нечистоплотных работников разведки. Она целиком покоится на секретности и полном доверии оперативному сотруднику и резиденту со стороны руководства. Исполняется такой трюк следующим образом. Например, на связи у работника резидентуры в какой-то стране находится агент X. Оперативник встречается с ним, и они договариваются о продаже агентом конкретного секретного документа за сумму, допустим, в 20 тысяч долларов. Вернувшись в резидентуру, этот оперработник сообщает своему шефу, что агент «X» требует за документ 40 тысяч долларов, которые необходимо передать ему через две недели на личной встрече. Резидент запрашивает Центр о разрешении на подобный гонорар, получает оное и вручает перед встречей всю сумму оперативнику. Тот кладет в один карман упаковку с 20 тысячами долларов для передачи агенту, а в другой — конверт с оставшейся половиной полученной суммы.
Как правило, для казнокрада-разведчика все сходит благополучно. Весьма редко, на основании очень весомых подозрений, резидентура устраивает своему сотруднику тайную проверку или даже провокацию с помощью кого-то другого из агентуры своих сотрудников. И тогда, конечно, песенка казнокрада бывает спета. Его немедленно вывозят в Москву и… чаще всего отпускают с миром на все четыре стороны, чтобы не позорить коллектив и руководство. Иногда, впрочем, дело может кончиться и трибуналом.
Однажды среди руководства секретариата председателя стал предметом обсуждения случай, происшедший в Вене. Венский резидент, приехав в рядом расположенную словацкую Братиславу, где был советский телефонный аппарат засекреченной связи ВЧ, позвонил в секретариат и попросил срочно вызвать его в Москву. Здесь он рассказал о том, что у его заместителя по контрразведке, находившегося под прикрытием должности заместителя торгпреда и отдыхавшего в те дни в отпуске в Москве, обнаружена в личном сейфе
Чтобы не вызывать подозрения у объекта разработки и не спугнуть его, коррупционера выпустили из Москвы к месту службы, в Вену, и продолжали следить за ним. Замрезидента по контрразведке был направлен в столицу Австрии не из ПГУ, а из 2-го, контрразведывательного, управления КГБ. И — о, ужас! — «прослушка» установила, что объект наблюдения находится в частом телефонном общении с начальником ВГУ Григоренко и другими руководителями этого контрразведывательного подразделения. Более того, он отправляет на квартиры этих руководителей щедрые дары, состоящие из иностранного барахла.
Учитывая тяжелый вес московских покровителей замрезидента в Вене, его «персональное дело» слушалось не в трибунале, а на парткоме КГБ. Подпольный «миллионер» объяснял членам парткома, что за границей, да еще через торгпредство, куда множество фирм предлагают на продажу свои товары, можно по дешевке скупить массу прекрасных вещей. А относительно десяти тысяч неучтенных долларов, которые нашли у него в сейфе, им было сказано, что он скопил эту сумму «непосильным трудом и воздержанием». Партком ограничился тем, что исключил его с формулировкой «за стяжательство» из партии, а генералу Григоренко и другим «подельникам» было высказано порицание. Затем Андропов подписал приказ об увольнении контрразведчика. В ближайшие после этого решения дни в ПГУ и ВГУ прошли партийные собрания, резко осудившие разложившихся чекистов, позорящих КГБ в глазах партии и работников зарубежных совучреждений… Была, кроме уголовной, и другая подоплека того факта, что скандалу дали разгореться и слушали его вплоть до парткома КГБ, хотя и не передали в трибунал. Дело в том, что начальник ПГУ Крючков, первым получивший сигнал о жулике в венской резидентуре, конфликтовал с начальником ВГУ Григоренко, откуда и прибыл на службу в Вену коррупционер. Крючков задолго до этого случая старался спихнуть с кресла начальника контрразведки профессионала Григоренко, который замечал много ошибок, а может быть, и еще чего у начальника ПГУ. В тот раз одному фавориту Андропова не удалось убрать другого любимца председателя — начальника контрразведывательного главка из центрального аппарата КГБ. Другой случай представился Крючкову спустя пару лет.
Как видим, достижение карьеристских целей с помощью подарков не только процветало в верхушке партии и руководства организаций и учреждений, но имело место и в КГБ. Таким и стал другой вопиющий случай коррупции, который начальник ПГУ — конкурирующего с ВГУ подразделения — не упустил. Мне рассказывал о нем надежный источник, мой отец, уже после того, как я ушел с Лубянки назад в АПН. Речь шла тоже о коррупционном скандале, крайне возмутившем Юрия Владимировича. Дело в том, что у одного из самых высоких чинов контрразведки был молодой и любимый заместитель в генеральском звании. Этот контрразведчик дружил с одним из ученых, работавшим в военно-промышленном комплексе страны. Ученый этот, как говорили тогда, был «секретоносителем», возможно лишь по формальным признакам. По национальности он был евреем.
Когда друг генерала КГБ подал прошение о выезде в Израиль на постоянное местожительство, то получил полный отказ. У семьи этого человека была довольно приличная дача под Москвой. Он очень хотел уехать из СССР на историческую родину и придумал обходной путь. Он встретился со своим другом, заместителем начальника ВГУ, отдал ему ключи от дачи и сказал: «Если ты добьешься того, что меня и мою семью выпустят в Израиль, то дача станет твоей».
Молодой генерал был нахален и самоуверен. Он считал, что его всесильный шеф поможет ему снять запрет на отъезд «секретоносителя». Однако просчитался. Такой запрет в то время мог быть снят только личной резолюцией председателя КГБ, а шеф молодого генерала не решился идти к Андропову с этим неформальным вопросом.
Прошло изрядно времени, а «отказник» — владелец дачи — никак не мог получить положительного ответа на свои заявления о выезде. Тогда он попросил встречи со своим другом, молодым генералом, и сказал ему, чтобы тот вернул ключи от дачи хозяину. Гонористый генерал, привыкший уже к даче, как к своей, пошел на приятеля в атаку. «Знаешь ли ты, что я с тобой сделаю?! — орал он на беззащитного человека так, как это практиковалось его коллегами в 1937 году. — Ты у меня поедешь в Сибирь, а не в Израиль!»