Анекдоты Омирбека
Шрифт:
– Творог, – усмехнулся Омирбек. – Я люблю творог больше, чем воздух.
Но бай уже его не слышал: он, радостно улыбаясь, побежал с базара.
Омирбек не любил быть людям в тягость. Поэтому он попросил бая дать ему какую-нибудь работу. Сыкмар-бай определил его пастухом, и Омирбек два года пас тучные байские стада.
А когда пришло время рассчитываться, то Сыкмар-бай начал плакаться, что у него сейчас нет ни одной таньги и что он примет Омирбека как дорогого гостя, когда наступят хорошие
Так как год был урожайным, то Омирбек не боялся, что его семья умрет от голода.
Он плюнул на байские деньги и отправился домой.
– Как-нибудь получу свои таньга! Сыкмар-бай от меня не убежит! – решил шутник. – Когда станет очень-очень плохо, когда другого выхода не останется, тогда я снова увижу его жирную рожу!
И вот этот безвыходный день наступил.
Толстый, лоснящийся, состоящий, казалось, из одного курдючного жира, Сыкмар-бай не был ни простаком, ни глупцом.
Просто он жил своим собственным законом: что мое, то только мое и ничье больше.
Поэтому он всегда оставался глух к просьбам о помощи, к разговорам о законах гостеприимства, даже к обычаям предков, разумеется, за исключением тех случаев, когда из них можно было извлечь для себя пользу.
В его юрте не готовили никакой еды для гостей и приезжих. Сам бай всегда успевал поесть вкусно, сытно и, самое главное, незаметно для других. А гости, путники, даже близкие родичи сидели голодными в большой юрте. И что было толку от того, что сидели они на почетных местах, если животы у них были пусты!
Омирбек пришел к Сыкмар-баю вечером и напрасно ждал угощения.
Никаких признаков еды не было видно. Намеки не помогали: хозяин притворился, что он их не слышит.
– Таксыр, где же я буду спать после того, как ты накормишь меня? – наконец, спросил Омирбек.
Сыкмар-бай, не смущаясь, ответил:
– Ложись вон там, да не забывай: кто спит на земле, тот видит хорошие сны. А кто спит, тот ест. Разве эта мудрость тебе неизвестна?
– Да снизойдет на тебя благословенье аллаха, мой таксыр, – поклонился Омирбек. – Ты сказал великие слова!
Омирбек стал ждать, когда Сыкмар-бай уснет. Но тот ворочался, пыхтел.
Омирбек начал слегка постанывать.
– Что с тобою? – спросил бай.
– Да голове низко, – ответил Омирбек. – Дан две лепешки подложить под голову, а то не усну…
– И мне не спится, – проговорил со вздохом бай. – Давай поговорим о чем-нибудь возвышенном, небесном.
«Тьфу, старый козел! – про себя выругало! Омирбек. – Мне-то как раз нужно, чтобы ты заснул! Хорошо, я тебя сейчас усыплю!».
И вслух сказал: «Аллах лишает тебя сна за грехи. Отдай мне долг и сразу же заснешь».
– Хе-хе-гм, – проворчал Сыкмар-бай. – Кажется, я и так уже засыпаю…
И он притворно захрапел.
Омирбек выждал момент,
– Так как же насчет долга? – спросил Омирбек.
– Ой-бой! – простонал Сыкмар-бай и снова захрапел.
Так продолжалось несколько раз. Наконец, устав от попыток изобразить сон, бай по-настоящему заснул.
И тогда Омирбек, взяв свою толстую остроконечную палку-посох, тихо выбрался из юрты.
На него бросилась собака. Не дожидаясь, пока дана его укусит, Омирбек так огрел собаку палкой, что она тут же упала замертво.
Другие, продолжая лаять, почтительно отбежали в сторону.
– Силу уважают даже собаки скряги! – усмехнулся Омирбек.
Он быстро обшарил все вокруг и отыскал в соседней скромной юрте остатки богатой байской еды – котел еще теплого риса, жареное мясо, мягкие лепешки. Судя по тому, что еда была спрятана весьма старательно, Сыкмар-бай берег ее на завтра.
Омирбек плотно поел, а все, что осталось, отдал голодным псам, чем заслужил их вечную дружбу.
Потом он вернулся в гостевую юрту, лег на свое место, погладил живот и сладко заснул.
Его разбудил гневный вопль Сыкмар-бая:
– Омирбек! Как ты посмел съесть мою еду, нечестивец?
Омирбек протер глаза, долго недоуменно крутил головой, а потом воскликнул:
– О, хвала аллаху! Воистину аллах велик! Значит, это был не сон? А я-то думал, что мне снится, будто я нашел спрятанную вами от гостей еду л наелся вдоволь! Я ел только потому, что думал – это сон! Разве наяву я себе бы такое позволил, так-сыр? Но вы сами говорили о хороших снах, которые я увижу здесь, про то, что кто спит, тот ест! Вы же говорили так. таксыр?
– Ой-бой! Мало ли что может сказать несчастный человек, которого все обижают, – застонал толстый бай. – Зачем ты убил мою собаку, если ты думал, что видишь сон?
– А я и во сне не люблю, когда меня кусают.
– Не мог ее ударить тупым концом палки?
– Но она хотела укусить меня не хвостом, в зубами, таксыр! – усмехнулся Омирбек.
– Тьфу! – сплюнул в сердцах Сыкмар-бай. – Нужно было еще вчера спросить, зачем ты пришел, и отправить тебя домой! А я оставил ночевать!
– Я тотчас же уйду, если вы, таксыр, вернете мне то, что должны, – сказал Омирбек. – Два года я пас ваше стадо, но вы не дали мне за это ни одной таньги!
– И не дам! – заколыхался всем телом бай. – Мало того, что ты объел меня, а я еще платить тебе должен? Ни одной таньги, ни половины таньги, ни трети таньги ты от меня не получишь, нищий шут!
– Тогда я буду жить у вас, таксыр, до лучших времен, – сказал Омирбек.
– Но кормить я тебя не буду!
– Все равно, где умирать от голода – в своей юрте или в байской! – усмехнулся Омирбек. – Здесь, по крайней мере, снятся сытные сны!
– Ну, пеняй на себя! – рассвирепел бай.
И подумал так: